Интервью с епископом Штутгартским Агапитом.
Около 4 месяцев в Австралии находился епископ Штутгартский Агапит. Перед своим отъездом в Германию владыка любезно согласился побеседовать с редактором газеты «Единение».
— Преосвященнейший владыка, что было главной целью Вашей поездки в австралийскую епархию и удалось ли сделать все, что было задумано?
— Меня попросил митрополит Иларион заменить его в Австралии на период около 4 месяцев. На это время меня освободили от обязанностей в Германской епархии. Четыре месяца пролетели довольно быстро, я посетил большинство приходов в Австралии, участвовал в службах, встречался со священниками и прихожанами и вот мой визит заканчивается.
— Что отличает Австралийскую епархию от Германской, а что у них похоже?
— Похожи они по количеству приходов, пожалуй. Но обстановка, конечно, совершенно другая. Я родился и вырос в Германии. В Европе между странами, например Германией и Англией очень большая разница. Народы очень разные, как разные и их культуры. Когда, вы австралийцы говорите о Европе в целом, то нужно иметь в виду эти существенные отличия. Когда я приехал в Австралию, то явно почувствовал, что здесь, конечно, преобладает английская культура. Что касается русских людей здесь, я заметил как быстро идет здесь ассимиляция и снижение употребления русского языка у новых поколений. Мне показалось, что этот процесс идет быстрее и мощнее, чем у нас в Европе. Я заметил, что даже молодые священники, хотя служат на русском языке, но когда говорят между собой, то часто переходят на английский.
— А почему в Германии процесс ассимиляции идет медленнее. Что немцы ставят больше моральных барьеров между коренными жителями и приезжими?
— Да, видимо так можно сказать, хотя после войны немецкое общество меняется, и американизация происходит в
В Австралии существенная часть русских попала в страну во второй волне иммиграции, после II Мировой войны из Германии и Китая. Многое для меня было необычным во встречах здесь, особенно с приехавшими из Китая.
Я впервые смог, например, послужить со
священником, китайцом, который отмечал 60-летие священства.
Отрадно, что Зарубежная церковь смогла сохранить свое единство в таких далеких концах земного шара как Европа, Америка, Австралия с такими различными культурами на основе семейного признака в нашей церкви. Церковная жизнь, я бы сказал, несет в себе семейный принцип. Когда мы врастаем в церковный организм, мы воспринимаем священника и членов прихода, как часть своей семьи — отца, братьев и сестер, и так, в общем, в церкви. Я приехал сюда из другой страны, но здесь, в Австралийской епархии, я нашел общий язык, понимание. Так как поведение людей основано на особенностях православного образа жизни.
— За эти четыре месяца Вы много ездили по стране. Где Вам удалось побывать?
— Я побывал во всех приходах епархии кроме Перта и Новой Зеландии.
— На что вы обратили внимание?
—
— Объясните на примерах.
— Например, почти во всех городах при больших приходах созданы старческие дома. У нас в Германии нет ни одного такого дома. У нас были старческие дома в 50–60 годы, но потом они закрылись. При многих наших храмах в Австралии есть большие залы, где собираются прихожане после служб. Некоторые прицерковные школы имеют отдельные здания. Все это показывает социальную устроенность, укрепленность русских в Австралии. Благоустроенность больших приходов бросается в глаза. Сейчас мы в Штутгарте пытаемся получить возможность открыть хотя бы православное отделение в протестантском доме для престарелых. Но когда мы спрашиваем наших пожилых людей, кто хотел бы там жить, то отклики слабые. Это говорит, что люди не представляют себе еще свою жизнь в Германии как постоянную и не заботятся о последних годах жизни. Здесь в Австралии совсем другой подход к жизни. Последний этап жизни — организован, люди думают и заботятся об этом. И действительно, то, что я видел в Данденонге и Кабраматте просто удивительно.
— Когда приходит новый человек, он смотрит свежим взглядом. Какие проблемы вы заметили в австралийских приходах?
— Во многих приходах чувствуется отсутствие молодежи. Частично это объясняется тем, что вырастая, молодежь в поисках работы переезжает в другие места. Но это видимо не единственная причина. Нужно подольше пожить здесь, чтобы понять лучше.
— Наверное, и ассимиляция, о которой вы говорили, играет важную роль. Значительная часть детей и внуков послевоенной волны иммиграции вырастая и уходя из родительского дома входят в австралийскую жизнь и отходят постепенно от русского общества и от церкви.
— Это зависит и от потери русского языка у молодежи. Часто родители сами не сознают, что потеряв русский язык, они и своих детей отрывают от русских традиций, корней. Этому нужно противостоять всеми возможными способами. Эта проблема касается не только Австралии.
Хотелось бы отметить также, что австралийская молодежь, в силу отдаленности страны, испытывает некоторую потерю связи с общемировой культурой. Когда я беседовал здесь со студентами о курсах их обучения в университетах, то мне показалось, что здесь учат только тому, что Австралию интересует. Это узкий диапазон, а те реальности знания, которые можно было бы получить будучи, скажем, в Европе, особенно я имею в виду гуманитарные предметы, могут быть упущены. Мне кажется хорошо, если бы молодежь смогла бы приобщаться к этому в России или в других странах Европы. А для этого нужно знать язык. В Германии есть немало случаев, когда молодежь едет учиться в другие страны. Мои племянники сами выразили желание поехать на год учиться в Россию.
В нашем современном мире бытовое благополучие часто выходит на первый план. Можно так прожить, но духовная удовлетворенность будет отсутствовать. Ведь живет человек, как говорят, не хлебом единым. И тем более сейчас, когда наступил новый период, когда Россия освободилась. Там идут важные процессы возрождения церковной жизни. Молодежь, которая приходит учиться в духовные учебные заведения, очень интересная. С ними общаться -просто удовольствие. Они полны идей, жизни. То, что происходит в России, значительно отличается от происходящего в Европе.
Православие это единственная альтернатива тому, что происходит в мире. В Европе протестанты и католики воевали столетиями между собой. И какой результат этих войн? Все устали от борьбы, а религиозные ценности были вытеснены из общественного пространства. Поэтому в обществе обсуждают дела житейские, а важные духовные и религиозные принципы, без которых человечество может потерять верный путь развития, уже не являются предметом обсуждения. Это, конечно, духовное поражение. Отсюда и употребление алкоголя, наркотиков и уход в индустрию удовольствия.
— В России за советский период, когда религиозная жизнь была, практически, под запретом, общество приобрело немало проблем, о которых Вы говорили.
— Для церкви в России в целом наступил благоприятный период. Она освободилась от оков. И есть большой шанс сделать немало на пользу обществу. Идет восстановление церквей. Если в Москве 20 лет назад было 35 действующих приходов, то сейчас 830. Нет ни одной страны в мире, где за такой короткий срок, открылось бы столько церквей. Хотя на 16 миллионов жителей, проживающих в Москве, официально и неофициально, и 830 приходов — слишком мало. И у церкви остается непростая миссионерская задача и в столице, и в целом по России. Сейчас немало дискуссий ведется о введении закона Божьего в школах. У нас в Германии ученики, которые проходят этот предмет в воскресной школе при храме, могут включить результат в общий аттестат школьника. В России этого пока нет.
— Расскажите о вашем храме в Штутгарте. Сколько людей приходят на службы?
— В Штутгарте красивая историческая церковь, расположенная в центре города. Ей уже больше 100 лет. За последние 20–30 лет приход у нас значительно вырос. Каждое воскресенье на службу приходят 250–300 человек. На Пасху и Рождество, конечно, больше, но это не пример, важно, сколько тех, кто ходит регулярно. Причем большой процент пришедших готовятся к службе, говеют. В воскресной школе при храме у нас учится 120 детей.
— Давайте вернемся к нашим австралийским приходам. В Сиднее, например, на 30–40 тысяч русских есть около десятка православных приходов. Это неплохо, но среди них есть большие приходы, материально обеспеченные, а есть и немногочисленные, где приход не может содержать священника, который должен работать на светской работе, чтобы прокормить семью.
— Вот это меня удивило. Как я говорил вначале, при видимой социальной укрепленности, все равно половина состава священства работает на гражданской работе. Это, конечно, плохо. Приходы обязаны поддерживать своих священников. У священника большая нагрузка. И если он должен работать еще где-то, да с учетом ваших больших расстояний, это идет в ущерб основному делу священника. В большинстве храмов служба идет 1–2 раза в неделю. А надо, конечно, добиться, чтобы по крайней мере в больших городах служба шла ежедневно. Это был бы нормальный образ церковной жизни. У нас в иммигрантских условиях не хватает средств - для священников, на хор, для чтецов. Все держится как бы на слабом огне. Но сознание у общины должно созреть — если мы хотим нашим детям дать религиозное воспитание, то священник должен уделять время своему основному делу, к которому Господь его призвал. У нас в Штутгарте было похожее состояние. В 90 годы у нас служили два молодых священника отец Илья и отец Иоанн. Они оба работали на гражданской работе вначале. Постепенно за 10–15 лет приход рос и, в
Сейчас в нашем приходе уже 4 священника исповедуют прихожан. И не только на большие праздники. Люди нуждаются в этом и церковь идет навстречу. Но это можно делать, только когда священник на месте.
— Когда я говорю с людьми, приходившими в церковь здесь в Австралии 30–40 лет назад, и сравниваю с сегодняшним днем, то чувствуется, что количество прихожан снизилось.
— Чувствуется, что состав прихожан уже не молодой. И потеря русского языка влияет на это. Все- таки английский язык -не богословский. Греческий, славянский язык — это богословские языки, они передают весь духовный мир, который Господь нам дал. Когда мы переводим на английский или немецкий язык, мы не можем часто передать сущность, заключенную в словах. И я чувствую, что молодежь не воспринимает все богатство, которое мы получили от святых отцов
— Значит ли это, что Вы против того, чтобы службы велись на английском языке?
— Нет, я не могу быть против. Ведь мы должны приобщать любого человека, который приходит к нам. И если он понимает лишь по- английски, то мы, естественно, должны с ним говорить
— Есть трудности, которые нужно преодолевать. Есть и успехи. Как в целом Вы смотрите на будущее православия в зарубежье?
— Если у тех страданий, которые испытывала Россия в прошлом веке, был
— Заканчивается ваше пребывание в Австралии. С каким настроением Вы покидаете страну?
— Я приобрел здесь большой духовный опыт. Познакомился со многими очень интересными людьми. Полюбил австралийскую природу, которая так близка от цивилизации, что они просто переплетаются. У нас в Германии, чтобы птичка прилетела к нам на стол, когда мы завтракаем, дело необычное, а здесь птицы не боятся человека. Это очень красиво, и для меня, как человека, который вырос в Европе, это новый опыт. Приятно, что австралийцы хозяйственный народ. Они любят свою страну, ухаживают за ней, сохраняют лучшее.
— Вы возвращаетесь в Германию. Что предстоит Вам в ближайшее время.
— Вскоре мы будем отмечать
-Я от наших читателей хочу поблагодарить Вас за ту большую работу, которую вы провели здесь в последние 4 месяца. Для многих прихожан была большая радость, что в их приходах служба шла архиерейским чином. Это был очень положительный импульс. Надеюсь, эта встреча с Австралией была для Вас не последняя.
Наша справка
Епископ Агапит (Горачек)
Родился 25 сентября 1955 года в Германии в русской семье. Один из дедов был чех, который жил в России.
Окончив гимназию во
Беседовал
