I know Nikolai Ivanovich Kovalenko for more than 10 years, in the 1950s he was one of those volunteers who stood at the origins of Unfication newspaper, helped to print the first issues of the Russian newspaper in Melbourne, but today we are talking about something else, he will tell his family story, and how it shaped his character, principles, and attitude to the life.
Я знаком с Николаем Ивановичем Коваленко более 10 лет, в 1950-е годы он был одним из тех волонтеров, который стоял у истоков «Единения», помогал выпуску первых номеров русской газеты в Мельбурне, но сегодня мы говорим о другом, он расскажет историю своей семьи, и как это сформировало его характер, принципы и отношение к жизни.
— Николай, вы человек русский и по корням и воспитанию, но родились Сербии. Как это произошло?
— Мой отец, Иван Денисович, кубанский казак из станицы Незамаевской, Ейского отдела Кубанской области (ныне — Краснодарского края). Его предки свободолюбивые запорожские казаки не захотели подчиняться Екатерине II и перебрались на Кубань. Отец рассказывал, что поступил добровольцем в Белую Армию, когда ему было 19 лет. Цель была очевидная в то время — бороться за единую и неделимую Россию против красного ига. Закончилось всё эвакуацией из Крыма Белой армии во главе с генералом П. Н. Врангелем.
Мой отец оказался в Королевстве сербов, хорватов и словенцев. Здесь он закончил водительские курсы, работал шофёром, позже купил собственное такси, на котором проработал до Второй мировой войны. Отец женился, и в 1931 году родился я, в 1932 — моя сестра Тамара, а в 1936 — брат Володя. Вскоре наша мать умерла. Поэтому меня и сестру отец определил в русский приют для детей-сирот при русском православном женском монастыре в Хопово.
Мой отец был самый старший в семье из 12 человек. Большинство остались в России, семью затем раскулачили. Переписку с семьёй отцу пришлось прекратить из-за опасений навлечь на них очередные репрессии. Во время Второй мировой войны младший брат отца Николай был в армии и попал в плен к немцам. Чтобы выжить, он оказался в казачьих частях РОА (Русская освободительная армия генерала А. А. Власова) с идеей борьбы за Родину — против Сталина. Позже он погиб в боевых действиях с титовскими партизанами. Отец поддерживал связь со своими станичниками и казачьей организацией, которые не признавали «самостийников» и стремлений отделения «Казакии» от России.
— Когда началась война в Европе, вам было 8 лет, что вы помните об этом времени?
— Во время войны отец служил в Русском охранном корпусе в Югославии. Потом многие русские эмигранты, с приближением Красной Армии, покинули эту страну. Вместе с Первым Русским кадетским корпусом (Великого князя Константина Константиновича), находившемся в Белой Церкви в Югославии, я оказался на границе Австрии и Чехословакии, в Егере. Сестра находилась в советской зоне оккупации в Германии. Мачеха с братом были в Лиенце, где были семьи казаков, и происходила насильственная выдача «союзниками» советских граждан в СССР.
Отец эвакуировался в Клагенфурт в Австрии. В конце войны я оказался в Зальцбурге, в американской зоне оккупации. Вскоре война закончилась. Начали организовывать лагеря Ди-Пи (Displaced Persons — перемещённые лица) по национальностям. Таким был русский лагерь в Парше (Зальцбург, Австрия). Во время войны это был лагерь для восточных рабочих. Я в него попал, и вскоре, при помощи Международного комитета Красного креста, вся наша семья собралась в Зальцбурге.
В лагере организовали церковь, русскую начальную школу и гимназию. Историю России преподавал Н. Д. Тальберг, автор в будущем нескольких книг по истории Русской православной церкви, лектор семинарии в Джорданвилле в США.
В лагере было много бывших советских граждан, укрывавшихся там от насильственной выдачи в СССР. Члены антисоветской организации НТС (Народно-трудовой союз) готовили им удостоверения личности старых эмигрантов из Югославии, обучали их сербскому языку.
Международная организация по делам беженцев, созданная в 1947 году, начала переселять беженцев в разные части земного шара. В лагерной гимназии пришлось учить шесть языков: русский, латынь, английский, французский, испанский и португальский — ведь мы не знали, куда попадём. Подавали прошение во все страны, куда брали ди-пи. В конце концов, нас взяли в Австралию. В Неаполе погрузили на теплоход Fairsea.
— Как вас встретила Австралия, вам уже исполнилось 18 лет к тому времени?
— В 1949 году мы приехали по контракту с австралийским правительством и должны были отработать два года. В Мельбурнском порту погрузили всех на поезда и отвезли в бывший военный лагерь Бонегиллу (Bonegilla) на границе штатов Новый Южный Уэльс и Виктория. Начали распределять по работам. Меня послали в Мельбурн на ремонт дорог в местном городском управлении. Потом работал на стекольном заводе на конвейере, затем чертёжником, сборщиком автомобилей. Там мой контракт с правительством Австралии на работу и закончился.
Отца направили в Аделаиду, сестру — в Канберру, а мачеху с братом — в семейный лагерь в штат Новый Южный Уэльс. Политика правительства была направлена на разъединение семей эмигрантов, чтобы они быстрее ассимилировались. Однако некоторым семьям удалось соединиться до истечения контракта.
— Сегодня у вас большая семья, дети, внуки.
— Мой отец умер в 1989 году, он был ровесник века, прожил 89 лет. 45 лет назад мы поженились с Любой. (От редакции. Люба рассказала нам, что первая встреча с Николаем у неё произошла после войны, в Зальцбурге, когда она была еще совсем маленькой. Пока её отец играл в футбол, Коля, бывший тогда подростком, качал коляску с Любой). У нас двое детей — Николай и Наташа, и трое внуков. По субботам мы возили детей к преподавателю из России по музыке, а его дочь, учитель, обучала их русскому языку. Когда у одного была музыка, у другого русский язык.
Сын Николай закончил музыкальный факультет в университете Монаш. Продолжил образование по дирижированию. Изучал также русский язык. Получил стипендию в МГУ на год. Изучал славянскую филологию и древнее церковно-славянское крюковое песнопение. Пел в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре у легендарного архимандрита Матфея Мормыля, который 30 лет был бессменным регентом братского хора Лавры. Николай пел также в Праздничном хоре Свято-Данилова монастыря. А сам Николай — регент церковного хора в Покровском соборе РПЦЗ в Мельбурне. В университете он подружился с австралийкой Катей, позже они поженились в православной церкви. У них трое детей — Коленька, Софочка и Петенька. Все они говорят по-русски, по воскресеньям ходят в церковь. По стопам родителей занимаются музыкой. Наша дочь Наташа восемь лет работает во Вьетнаме, преподает английский в элитной школе.
— Вы родились вне России, также ваши дети и внуки, но в семье сохраняете русский язык, православную веру. Что помогает этому? Ездили ли вы в места вашего детства — в Сербию, и на родину ваших родителей — в Россию?
— Только недавно удалось побывать в местах, где я родился и вырос, посетили монастырь, школу в Белграде. Особо трогательно было найти сохранившиеся записи в архиве о своей учебе в Кадетском корпусе в Белой церкви.
После перестройки каждые два года мы ездили в Россию. Видели, какие большие изменения произошли в стране. Встречались с людьми, которым в советское время посылали антисоветскую литературу, потом религиозную.
В 2016 полетели к знакомым в Краснодар (Екатеринодар). Попросили их отвезти нас на родину отца, на Кубань в станицу Незамаевскую. Там познакомились с местным историком А. И. Бессчетновой, которая изучала 215 лет истории станицы после прибытия туда запорожских казаков. В её книге указаны фамилии тех запорожцев, и среди них три фамилии Коваленко. Раньше в станице жило 30000 казаков. Земля — чернозем, плодородная. После раскулачивания, голодомора, никого из родственников отца в станице не осталось.
Теперь я понял, откуда у меня запорожские гены свободолюбия и нежелание подчиняться любой диктатуре. Кто не знает своего прошлого — у того нет будущего.
Беседовал Владимир Кузьмин