Наверное, не будет преувеличением сказать, что Сидней — это один из самых многонациональных и многокультурных городов мира. Перед тем как сесть за эту статью и чтобы подтвердить своё высказывание, я решил обратиться к данным австралийской статистики и, к некоторому своему удивлению, не нашёл точного ответа: никто не знает, сколько именно различных национальностей живёт в Австралии. Хочу лишь сказать, что много, есть и такие народы, о которых многие из нас никогда и не слышали.
Среди всего этого этнического и культурного разнообразия те, о ком мы хотим немного рассказать, мало приметны. Для невнимательных, они вполне могут сойти за китайцев. Человек же наблюдательный сразу заметит их несхожесть с китайцами, есть в их лицах черты другого народа. Да и говорят они перемешивая китайские слова с русскими, женщины в возрасте ходят строго в юбках или платьях, что не так типично для китаянок старших поколений и, по непонятным причинам, среди них мало мужчин. В большинстве своём они носят русские имена и фамилии, даже те, кто не так уж и хорошо говорит по-русски. Местные жители называют их русскими китайцами. Русскоязычные же жители двух самых больших австралийских городов, Сиднея и Мельбурна называют их обидным и, если задуматься, неправильным, словом «полукровцы». Но так уж повелось — это имя перекочевало вместе с ними с их родины, приграничных районов Китая с Россией (и ранее с Советским Союзом) и здесь, в Австралии, их, родившихся от браков русских женщин с китайцами, так и продолжают называть. Мы же, для правильности, все-таки будем стараться называть их элосы. Именно так их называли и называют в Китае, стране, где они родились.
Не будем уходить в глубь истории российско-китайских отношений, для того, что бы начать рассказывать об народе элосы. Скажем, лишь, что на рубеже XIX–XX веков, со строительством КВЖД и рождением идеи создания в маньчжурских краях подвластной российской короне Желтороссии, которая, в итоге всё же провалилась, отношения между русскими и китайцами вступили в новую стадию: китайцы в поисках заработка оказывались в Российской империи, русские пришли в Маньчжурию и северо-западную часть Китая, Синьцзян, как казалось тогда навечно, и стали жить бок о бок с китайцами на китайской стороне, и как следствие, стали появляться и совместные пары, связанные брачными узами. По устоявшейся легенде считается, что покладистые и трудолюбивые китайцы, предлагая руку и сердце русским избранницам, легко переходили в православие, принимали новые обычаи, не забывая своих, и как могли учили русский язык. Дети от таких браков росли впитывая две культуры и своими избранниками выбирали себе подобных, таких же метисов или китайцев. И потомков этих совместных браков, от Маньчжурии на востоке, до Кульджи на западе, становилось всё больше и больше. Так и жил этот, скажем, своеобразный народ, то ли русские, то ли китайцы, до второй половины ХХ-го века. В быту элосы переняли обычаи обоих народов: одевались по-русски, ели русский хлеб и китайский рис, говорили на двух языках, ходили в русские, а затем советские школы, крестили детей в русских церквях. Дети русских китайцев во втором поколении уже считали Китай своей родиной и с интересом слушали рассказы матерей и бабушек о далёкой и такой близкой, всего-то границу перейти, России. Интересно слушать рассказы пожилых элосы о том, что помнят они из рассказанного бабушками и матерями, ещё интереснее слышать их речевые обороты и пословицы, которые мы в современном русском уже не используем: «мой тятя поступил на службу»,«а погоды-то в то время не как нынешние стояли», «казённая работа», «заварил кашу — добавляй масла».
Затем произошёл разлад в советско-китайских отношениях и последующая за этим Культурная революции. Ещё за несколько лет до этих событий, почти все русские, на то время советские граждане или лица без гражданства, выехали кто в Австралию, кто в Бразилию, многие вернулись в СССР. Те же, кто родился от смешанных браков, были китайскими гражданами и выехать либо не могли, либо не хотели. Языковая разница между русскими, родившимися в Китае и полукровцами (ох уж это слово!) была в том, что русские, как правило, хотя и прожили в Китае большую часть своей жизни, но по-китайски не говорили совсем или говорили плохо. Элосы же, в двух культурах, чувствовали себя как рыба в воде. Поэтому, наверное, не смотря на всю трагичность отъезда русских матерей, их дети оставались со своими отцами, особо не задумываясь, что многие расстаются навсегда. А ведь таких семей было ох как много! С началом Культурной революции жизнь большинства русских китайцев окрасилась в другие краски, многие испытали не только унижения и побои «за связи с советской разведкой» или за «участие в заговоре по созданию Метисской республики», но и тюремные заключения и гибель родных и близких. Многие из моих сиднейских знакомых, уроженцы города Хайлара и Трёхречья, в годы Культурной революции отсидели по несколько месяцев в тюрьме по подозрение в том, что они «являлись связным подполья Метисской республики». Китайские власти в районах массового расселения потомков русско-китайских браков, серьёзно опасались, что простые русскоязычные жители деревень и небольших городов смогут создать свою республику.
Сейчас эти надуманные обвинения кажутся смешными, а ведь тогда за ними стояли трагические судьбы людей. Но такова природа человека, все мы хотим поскорее забыть плохое, и в памяти оставить лишь хорошее. Так и с народом элосы. Беседуя с ними, нам кажется, что они не очень любят говорить о годах унижений и страданий, а больше говорят о том времени, когда «мама ещё не уехала» или когда «я пас табуны на Аргуни», когда «охотились в предгорьях Тянь-Шаня», то есть, о временах детства и молодости. По окончанию Культурной революции сильна у них была обида на китайское правительство и, наверное, ещё сильнее был страх перед возможностью повторения тех трагических событий и поэтому, когда появилась возможность покинуть родные места, многие русские китайцы решились на отъезд в далёкую и мало кому известную Австралию.
После 1979-го года, с помощью Русской православной церкви заграницей (РПЦЗ), русские китайцы начали переезжать в Австралию. Здесь многие из них похоронили своих родителей, здесь вырастили детей, русских в третьем или даже уже в четвёртом, а то и пятом, поколениях. Здесь теперь растут их внуки, которые хотя по традиции и носят русские имена и считают себя русскими, но мало чего о нас знают, да наверное, это им уже не так и интересно.
Я в гостях у русско-китайской семьи, знакомлюсь с внуком, трёхлетнем Дмитрием со смуглой кожей и озорными раскосыми глазами, который уже бегло говорит по-английски и китайски, а из русского лишь знает слово «дядя». Разговаривая с хозяевами дома я не перестаю удивляться, тому интересному переплетению культур, которые они сохранили в себе. Оказавшись в домах элосы, меня не покидает ощущение того, что я вернулся в своё детство и приехал в дом к бабушке: коврики с лебедями на стенах и пирамиды подушек на кроватях, отрывные календари да чёрно-белые портреты родственников на стене, телевизор, покрытый шёлковой накидкой от пыли и лишь пирожки, как две капли воды похожие на те, которые пекли наши бабушки, отличаются своей начинкой — мелко нарубленная крахмальная лапша с луком и фаршем.
В силу исторических причин, религия, в частности православие, не занимает какого-либо значимого места в жизни многих в общине элосы, а является лишь частью исторической памяти в виде соблюдения некоторых ритуалов. Вместе с остальной китайской общиной, элосы отмечают не только китайские праздники, которые они привыкли отмечать с детства, но они также придерживаются и русских церковных праздников, правда не особо вдаваясь в подробности ритуалов: на Пасху пекут куличи, на Рождество вся семья собирается у родителей за праздничным столом, где рядом с китайскими блюдами соседствуют обязательные «котлетки с картошечкой» да солёные огурцы, хотя в Австралии и нет особой нужды в домашних соленьях: круглый год на столе можно видеть свежую зелень.
А какое русское застолье без хорошей песни? Вот и элосы любят петь, и не только в дни праздников и дружных застолий. Поют они часто и, надо отметить, не только хорошо, но и интересно. Интересно тем, что поют они «мамины песни», то, что осталось с ними и что им удалось сохранить. Начиная с середины 1960-х, культурный обмен между двумя странами прекратился и не стали до приграничных деревень и городов, где жили потомки смешанных браков, доходить новшества советской эстрады, а старые песни начали забываться. И перестала развиваться, как бы закрылась и начала вариться сама в себе, певческая культура этого народа. По крупинкам сохранили, а теперь всем обществом вспоминают то, что пели раньше их мамы и бабушки. Находясь вместе с элосы, я слышу старые русские песни, многие слышу впервые и не узнаю. Многие — с другими словами. Слышу и «Уральскую рябинушку», «Шёл казак» и «Шумел камыш», хорошо известные нам, исполняемые на русском и китайском языках, это «шлягеры» тех лет, когда наши собеседники были молодыми.
Иногда песня прерывается — забыли слова, и тогда они поют без слов, или переходят на китайский язык, а бывает, посмеявшись и похлопав друг друга по плечам, начинают петь новую песню. Элосы — большие любители русской гармошки, и, если удаётся, то они всегда приглашают к своим застольям гармониста: под гармошку песню можно и не зная слов петь. Перепев все русские и советские песни, переходят на китайские, которые часто опять же являются китайскими переводами популярных советских песен тех лет. Поют и монгольские и уйгурские песни, рядом с этими народами прошла их молодость. Здесь нужно отметить, что элосы исторически проживают в двух, различных и по климату и по этно-культурному составу районах Китая. Более малочисленная и более изученная российскими этнографами часть русского населения проживает в северо-восточной части Китая, на границе с российским Забайкальем. Менее же известная, но бόльшая по численности, вот уже полтора века проживает в Западном Китае, Синьцзяне. О русских Синьцзяна, думаю, в будущем стоит поговорить отдельно, эта тема, несомненно, будет интересна читателям «Единения».
Слушая их пение, понимаешь, что песня это одно из тех хрупких культурных звеньев, которое ещё соединяет русских китайцев старшего поколения с родиной и языком их предков. Этого уже нет у их детей, тех кто младше 50-ти лет и вырос уже в Австралии. Следя за их пением и речью, живой народной речью, пусть иногда и с вкраплением китайских слов и выражений, можно по интонациям, диалектизмам и сочным присказкам и прибауткам, предположить и почувствовать как говорили их родители.
Большинство сиднейских элосы старшего поколения, плохо владеют письменным китайским языком, плохо пишут и читают. Хотя есть и такие, которые могут свободно писать и читать по-китайски. Многие выходцы из Синьцзяна владеют и уйгурским письмом на основе арабской графики. Многие пишут и читают по-русски. Я много раз видел, как китайские слова записывались русскими буквами, лишь одним им понятным образом. Человек, не посвящённый в особенности обоих языков, вряд ли, смог бы разобрать прочитанное. Многие элосы читают книги и газеты на русском языке, благо их сейчас много продаётся, но жизнь современной России и её культура им не так уж интересна и совсем не понятна.
Поселившись в Австралии больше 30 лет назад, элосы оказались в отличном от привычного окружении: непонятный язык, чужая культура. Постепенно те, кто приехали в Австралию в зрелом возрасте, немного научились говорить по-английски, на которым им часто приходится общаться с внуками и который используют при необходимости в общении с соседями или в магазинах. Но знание китайского языка оказалось большим подспорьем: вот уже несколько лет, как китайский язык вышел на второе место по распространённости после официального английского. Русский же они используют для общения между собой, да иногда с русскими жителями Австралии. На вопрос чем для них является Россия, они не могут дать однозначного ответа: да, мол, чувствуем какое-то родство, хотелось бы и съездить, посмотреть, но, опять же, страшно ехать, ибо там много неизвестного и непонятного. У многих там ещё остались родственники, уехавшие из Китая пятьдесят лет назад, но связь потеряна, и особо ехать-то не к кому. И получается, что хоть и говорят элосы, китайские русские, на русском языке, но Китай им всё же роднее. Как мне сказала, одна из моих собеседниц: «В Австралии хорошо, Австралия мне много чего дала. В Россию как-то не тянет, боюсь, а в Китай хоть сейчас бы поехала». Так они и живут, люди, которые волей судеб и, как часто бывает, правителей и политических передряг, оказались в далёкой Австралии, вдали от тех мест, где они родились, вдали, да, наверное, и в постепенном забывании исторической родины, чьё имя они до сих пор носят в своём самоназвании: русские китайцы, элосы.
Евгений Сингатулин
