Геннадий Дубинский многие годы был хорошо известен в русском обществе как исполнитель романсов. В последние несколько лет его музыкальная карьера претерпела значительные изменения, теперь его можно увидеть и услышать почти в каждом спектакле Оперы Австралия.
— Геннадий, в 2017 году вы пели в «Аиде», «Мадам Баттерфляй», в «Травиате». Расскажите, как вы начинали, трудно ли было утвердиться в этой сфере деятельности?
— Во-первых, хочу отметить, что до приезда в Австралию никогда не пел в опере. Я работал в эстрадном отделе Москонцерта, и мой главный профиль был старинные романсы, русские и цыганские песни. Приехав в Австралию, я понял, что здесь такого большого рынка для работы я не найду. Люди, которые меня помнят — видели, что я выступал в различных клубах, шоу, ресторанах. Моя жизнь и работа с Оперой Австралии оказалась связана с Русским клубом. Каким образом? На одном из концертов, это было в Русском клубе, я пел вместе с другими исполнителями, одна из них была Лара Золоторева. Её учитель — Рич Байерс был в зале. Рич был тенором в Опера Австралия, в то время уже на пенсии. Он взял меня за руку и поздравил со словами: «Какой у вас замечательный бас». Это меня удивило. Я всегда считал, что мой голос классифицируется как баритон. Более того, я пел высоким баритоном. В концертах я исполнял арию Фигаро из «Севильского цирюльника», вставляя верхнее «Ля», которое мало баритонов могут исполнить. И вдруг опытный певец говорит, что я бас. «Ты просто не понимаешь, у тебя хорошая техника, и ты можешь петь высоко и низко, но главная краска твоего голоса — басовая», — убежденно добавил опытный мастер.
Ради любопытства я стал ходить в его студию раз в неделю и заниматься. Будучи уже с моей точки зрения состоявшимся артистом, я начал ходить к педагогу. Вскоре меня пригласили на концерт в консерваторию в Ньюкасле, в котором участвовали солисты Оперы Австралия. Это было приглашение в последний момент, потому что у них кто-то не смог прийти. На концерте была запись, и я получил CD. Слушая песню Old’s Man River, которую я обожаю, из репертуара Пола Робсона, я вдруг осознал, что это я пою. Услышав себя со стороны, я понял, что это поет бас. Для меня это был знаковый момент.
Если вы помните, в Австралии в русской общине был в свое время Матвей Крель (Matthew Krel) — основатель и руководитель молодежного оркестра SBS. С помощью моего приятеля Гарри Волка я попросил дать мне возможность спеть с оркестром. Я хотел проверить, как «летит» мой голос через оркестр, что необходимо в опере. Оказалось «летит» хорошо. Я успокоился, и это придало мне уверенности. Я стал думать о серьезной карьере оперного артиста, когда мне исполнилось 47 лет. Я знаю, оперная карьера бывает разная по времени. Сопрано в опере часто уходят на пенсию в 35–40 лет. Стоит ли мне тратить все эти усилия? Мои друзья в опере, которых к этому времени было уже немало, мне объяснили, что поскольку басы обычно исполняют роль мужей, отцов, людей почтенных, возраст не является проблемой. Пока голос есть, есть и будущее.
Я выучил восемь басовых арий и пошел на прослушивание. Для солистов как такового прослушивания нет, оно существует только в хоре. Но я пошел, хотя в хоре я петь не хотел. Руководитель хора оперы Майкл Блэк удивился, что я пришел. Я спел две арии, Майкл сказал, что он знает, что пою я хорошо, но чего я хочу? Я ответил, что хочу, чтобы меня прослушали на сцене как солиста. Он сказал, что это, видимо, невозможно, но он узнает. Тем не менее, через две недели я получил персональное приглашение. Ричард Хикокc (Richard Hickox), который был в то время руководителем Оперы Австралии, спросил, почему я заявил восемь арий, хотя они просили исполнить две. Я с наглостью эстрадного артиста говорю, что готов петь любую из этих арий или все восемь.
Я спел арию Бориса, ему понравилось. Я продолжил арией Захария из «Набукко» и вдруг услышал аплодисменты из зала. Я знаю, что это очень необычно для прослушивания. И не забудьте, что все это происходит в зале Opera House. Ричард вышел на сцену, стал расспрашивать, где я пел до этого, затем попросил исполнить арию Гремина из «Евгения Онегина». Ему понравилось, и таким образом, меня взяли в коллектив Оперы Австралии.
Оглядываясь назад, я вижу, что это ряд случайностей, плюс мое желание работать, любовь к музыке и, конечно, того, чему меня научили педагоги. Мой учитель в ГИТИСе народный артист России Владимир Федорович Дудин всегда считал, что я театральный человек, а я всегда бегал от театра, как от чумы, и хотел быть эстрадным артистом. Вот такая история, может быть интересная.
— Что вам вспоминается из выступлений последних лет?
— Последние три года я участвовал в грандиозном проекте «Опера на заливе». На эти спектакли люди приезжают из-за границы, опера снимается на видео и затем её показывают в кинотеатрах по всему миру — в Лондоне, Нью-Йорке. Я пел Бонзу в «Баттерфляй», Фараона в «Аиде» и небольшую роль Мандарина в «Турандот». Началась, что называется, карьера. Для меня это просто интересная жизнь. Никогда в своей жизни я не учил столько, сколько я учу во второй половине моей жизни. Как вы понимаете, партии поются на языке оригинала. Я пел на немецком, на французском, на итальянском. Моя последняя партия была на польском языке. Я исполнял роль архиепископа в опере композитора Шимановского «Король Роджер».
— Не жалеете сейчас, что с молодых лет убегали от оперы?
— Наверное, нет. Во-первых, голос бас — созревает к среднему возрасту у мужчин. Конечно, у нас есть молодые басы, у них хорошие голоса, и они замечательные ребята, но вот полной теплоты, объема голоса у них нет. Это приходит с возрастом, ты чувствуешь грудной регистр. Это уникальное явление для баса, как для голоса. Во-вторых, я всегда был открыт к рассказам учителей, прислушивался к советам. И у меня значительно поменялась техника. С возрастом часто у певцов слышна вибрация, тремор в голосе. К счастью, у меня этой вибрации нет, и это мне дает понимание, что все идет свои чередом.
— Расскажите немного о компании Opera Australia. Как много постановок они ставят в год, есть ли среди них русские оперы?
— Опера Австралии располагается в Сиднее, главная сцена — зал в Opera House, репетиционные помещения — в центре города на Элизабет стрит. Два раза в году мы выезжаем на месяц в Мельбурн с постановками. В следующем году я буду принимать участие в семи постановках. Одна из них, кстати, в опере «Нос» Шостаковича. К сожалению, она будет идти на английском языке. Но тем не менее это факт, что есть интерес к русской опере, к русской музыке. Мое первое оперное выступление в Австралии было также в опере Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Я также участвовал в опере Прокофьева «Любовь к трем апельсинам». Были и постановка «Евгения Онегина» Оперой Австралии на русском языке.
— Что можно сказать об уровне австралийской оперы, можно ли сравнить австралийские поставки с зарубежными известными коллективами?
— Это интересный вопрос. Когда я начал здесь выступать, я до конца не понимал, что работаю в одном из лучших театров мира. У нас есть известная оперная певица Мильяна Николич (Milijana Nikolic), она выступала в La Scala, на лучших мировых оперных сценах. Я спросил у неё об уровне нашего театра. Она совершенно убежденно рассказала, что Опера Австралии сейчас считается одним из лучших оперных коллективов мира. Постановки, музыканты, хор, декорации, требования к артистам в Австралии — на самом высоком мировом уровне. А я могу добавить, что сюда приезжают лучшие дирижеры, режиссеры, например, Франческа Замбелло (Francesca Zambello) приезжала и ставила несколько спектаклей, Гэйл Эдвардc (Gale Edwards), которая ставила спектакли по всему миру, сейчас работает у нас, дирижеры мировой величины, например, Ричард Бонинг (Richard Bonynge). Я счастлив, что мне удалось работать с этими поистине талантливыми людьми. Они, как правило, очень просты в общении, высокопрофессиональны, ценят труд других людей. С ними очень легко сразу работать.
— Как часто приглашает Опера Австралии оперных певцов из других стран на конкретные постановки?
— Сейчас у нас профсоюз давит на руководство Оперы, чтобы не приглашали артистов из-за границы. Их убеждение, что у нас есть артисты, которые могут исполнить любые роли. Это, в принципе, правда. С другой стороны, приезжают звезды мирового класса, и это дает возможность сравнить качество своей работы и убедиться еще раз в высоком уровне нашего театра. Это придает уверенность в себе. Поэтому мое личное видение — это замечательно, что к нам приезжают мировые звезды. Кстати, очень приятно, что приезжают артисты и из России, например, сопрано Эльвира Фатыхова. Недавно приезжал молодой тенор Липарит Аветисян, который в Москве получил приз «Золотая маска». Молодой певец, прекрасно подготовлен, мы с ним подружились.
— Недавно у нас в русской общине выступали оперные певцы из России, вы были на этом концерте, и Ксения Дежнева рассказала, что опера вновь стала модной в современной Москве.
— К сожалению, я не так часто приезжаю в Москву, как хотелось бы, последний раз был лет 8 назад. В Петербурге я выступал на Фестивале романса в 2013 и 2014 году. Я заметил огромный интерес к искусству. Театры заполнены, концертные залы — полные зрителей, слушателей. Я с радостью дал несколько сольных концертов. Как-то здесь в Австралии обо мне была статья, которая называлась «Я люблю петь по-русски» («Единение», январь 2010 год, www.unification.com.au/articles/read/430/). Так вот я действительно люблю петь по-русски. Особенно русские романсы. Для меня это огромное удовольствие, это то, что я люблю.
— Геннадий, спасибо за ваш интересный рассказ. Люди в нашей русской общине Сиднея полюбили ваш голос, ваши песни с первой встречи. И они рады, что и сейчас, хотя вас чаще можно увидеть на оперной сцене, русские романсы и песни по-прежнему в вашем репертуаре. Да ведь, оказывается, романсы и опера совсем не мешают друг другу. Именно с выступления с романсами на концерте в Русском клубе Сиднея, по вашим словам, и начался ваш непростой, но успешный путь в Австралийской опере.
