Поощрительные дипломы: Дмитрий Гудырев, Виктория Мананова, Римма Шкрабина. Лауреаты: Анна Габисова, Вадим Кузьмин, Юлия Леонтьева, Александр Мельников, Наталья Мельникова, Лариса Патракова, Яков Смагаринский, Наталия Цыганкова.
Очерки
Поощрительные дипломы
Римма Шкрабина
Неслучайные случайности. Встреча с Александром Храповым
Роль случайностей в жизни. Случайно заговорили со старым знакомым — земляком по Новосибирску, вспоминая «ту жизнь», случайно он вспомнил о своем знакомом по спортивным баталиям, который «вообще-то врач и вроде живет в Крайстчерче…». Случайно этот врач оказался хорошим знакомым коллег из Крайстчерча… В итоге, цепочка этих случайностей привела меня в аэропорт Окленда, где я успела пообщаться с нашим героем перед его поездкой в Россию.
Итак, Александр Храпов, профессор, доктор медицинских наук, успешный, востребованный врач, ученый-анестезиолог сначала в знаменитом новосибирском Институте кардиологии и кардиохирургии, которым руководил академик Е. Н. Мешалкин, сделавший институт кардиохирургии центром с мировым именем; затем — главный анестезиолог Республики Казахстан, заведующий отделом анестезиологии в НИИ хирургии им. А. Н. Сызганова и консультант по медицинским проблемам при Президенте Казахстана. В этом длинном предложении уместились основные вехи медицинской карьеры Александра. А в промежутках было участие в многочисленных международных конференциях и симпозиумах, куда профессора приглашали с докладами, работа в известных медицинских центрах мира. Именно работая в Бергамо, знаменитом центре детской кардиохирургии в Италии, в начале 90-х годов, он пригласил жену и двоих сыновей приехать к нему и провести вместе отпуск. И тут тоже вмешалась или помогла, кому как нравится, случайность или закономерность. Так вот, жена Галина была очарована Италией, ее поразил уровень жизни в Европе, отсутствие (по крайней мере, видимое) бытовых проблем и, главное, — стабильность и спокойная жизнь. Многие читатели помнят, как контрастировали подобные впечатления с окружающей действительностью на постсоветском пространстве того времени. Вернувшись в Алма-Ату, где они тогда жили, Галина решила взять инициативу на себя и подготовила необходимые документы для эмиграции, причем сразу в три страны: Канаду, Австралию и Новую Зеландию. И опять случайность — первым пришел ответ из Новой Зеландии: добро пожаловать в страну. К тому времени итальянская командировка Александра закончилась и семья приняла решение перебираться в Новую Зеландию…
В 1996 году они прибыли и обосновались в Крайстчерче. Сразу возник вопрос, каким образом продолжить работу по специальности. Ответ наши читатели хорошо знают. Как знают и то, что самое сложное — это получить подтверждение своей квалификации медикам, прежде чем им разрешат лечить людей. Александр Храпов решил получить сертификат специалиста анестезиолога в Медицинском совете Новой Зеландии и в Колледже анестезиологов Австралии и Новой Зеландии, сдав необходимые экзамены, которые принимаются два раза в год по австралийского-новозеландской системе подготовки специалистов. При этом заключительный экзамен сдается только в Австралии. Следует заметить, что этот вариант, естественно, очень недешевый. И тут же возник финансовый вопрос. Решение было принято сразу — готов работать где угодно.
И… — опять случайность: недалеко от их дома оказался Дом престарелых (Rest home), где требовался санитар, ухаживающий за пациентами и выполняющий всю черную работу. Александр не сомневался ни секунды и устроился туда. Работал по пятьдесят часов в неделю. Конечно, руководство дома престарелых знало об уровне образования своего нового сотрудника и постоянно пользовалось его помощью как специалиста, что впоследствии ему существенно помогло — Александру дали замечательную характеристику, так необходимую при устройстве на работу по специальности.
Вскоре там же начала работать и Галина. Наконец деньги на полет в Австралию и на регистрацию на экзамене были собраны, и Александр отправился на испытание. Первая попытка оказалась неудачной — сдав четыре главных экзамена, он не набрал необходимых баллов. В общем-то, это было объяснимо: новая для него, тестовая, система проверки знаний, жесткий временной регламент. А ведь в условиях ограниченного времени понять вопрос, правильно сформулировать ответ всегда непросто и носителю языка. А если английский — не родной?
И для Александра все началось сначала: тяжелая работа, подготовка к экзаменам на следующий год, семейные заботы… Зато у него был опыт — он уже понимал, на что необходимо обратить особое внимание при подготовке…
Вторая попытка была успешной, и Александр Храпов получил право работать по специальности — врачом- анестезиологом. Работал в госпиталях — сначала в Окленде, затем в Крайстчерче. А в 2012 году он получил очень заманчивое предложение из госпиталя Тимару, из городка недалеко от Крайстчерча, и теперь имеет там постоянную позицию — Senior consultant Anaesthetist в отделении реанимации и анестезиологии.
Естественно, Александр не забывает и о научной деятельности — доклады на конференциях, рабочие семинары по всему миру. Но теперь появилась возможность вернуться к своему давнему увлечению — путешествиям, причем, не только созерцательным, но и активным — горы, вулканы, подводная охота и т. д. Дети выросли, старший пошел по стопам отца — работает рентгенотехником в больнице Мидльмор, в Окленде, младший — стал финансовым менеджером в области рекламы. А Галина работает неполный день секретарем в частной компании, теперь они могут себе это позволить… Кстати, она, что тоже удивительно, в «той жизни» работала в соседней лаборатории моего родного Института катализа… Вот так и бывает в этом маленьком нашем мире… Случайно ли?
Виктория Мананова
Эмигрант поневоле
Это — не интервью. Меня не то, чтобы уговорили на встречу, я сильно и не отказывалась, но и особенного желания ехать куда-то при сорокаградусной жаре не было. Согласилась только потому, что мне пообещали рассказать удивительную историю жизни…
Встретила нас пожилая пара и тут же, как это принято у нас, пригласили к столу.
Редко уже мы вот так сидим за столом, если собираются гости. Все какой-то а-ля фуршет, народ бродит от одной группы к другой со своим фужером, подливая себе, таская с тарелок пальцами то, что так и называется — finger food. Решают свои проблемы, вопросы бизнеса, что-то обсуждают, сплетничают… когда остаются самые стойкие, начинаются танцы.
Мы с мужем попали в дом, который был островком прошлой, привычной нам жизни. Пятьдесят пять лет не сломали, не изменили менталитет этих людей. Маленькое застолье для четверых уже немолодых людей, разговоры, воспоминания.
Глава дома — Владимир Павлович, крепко сложенный мужчина, староста одной из русских церквей австралийского Сиднея, его жена Валентина и мы, их гости, семейная пара из Новой Зеландии.
Где только не встретишь соотечественников, а уж с такой интересной судьбой, как у Владимира!..
— Вы пятьдесят пять лет живете в Австралии, значит, приехали сюда в 1951 году. Как это произошло? Не те годы были для эмиграции.
И начал он свой рассказ:
— Было мне около двенадцати лет, жили мы с семьей в Белоруссии, в приграничном городке…. Ну, как мы жили при советской власти, сама знаешь. Как нас воспитывали, чему учили. Жили, верили…. Я в те годы пионером был.
Семья была обычная — четыре человека: отец, мать, двое детей — я и младший брат. Другие родственники жили неподалеку, в том же городке. Было лето 1941 года, каникулы, мой дядька взял меня в кино в один из воскресных дней. Выходим из кинотеатра, а из репродукторов (он забыл это слово и пытался мне объяснить, как выглядело то, откуда пришла страшная весть), что на столбах висели: «Враг вероломно напал…».
Война.
— Но это в сорок первом, а Вы приехали в Австралию в пятьдесят первом, — пытаюсь я поправить рассказчика.
— А ты не спеши, ты слушай.
— Вот и оказались мы под немцем. Жили… как жили? Учеба наша сразу закончилась. Трудно было, тяжко. Где-то люди партизанили… Но это отдельная история. Отец мой работать пошел, а что было делать? Мама по хозяйству управлялась. Я, как старший, помогал матери выменивать на продукты кое-какое барахлишко. Можно сказать, конечно, что отец на немцев работал. Можно. А жить было надо… Несколько лет под немцем прожили.
Владимир задумывается ненадолго, как бы уходит в прошлое. Вздыхает и продолжает свой немудрящий рассказ:
— Однажды просыпаемся от необычного шума, а за окном всякой техники полно немецкой и суеты. Все кричат, бегают туда-сюда. Гражданских собрали на площади и объявили:
— Фронт подошел… По приказу все гражданское население должно эвакуироваться на запад. Спорить не приходилось. Собрали, что смогли, а много ли унесешь на себе?
У меня из одежды было всего две рубашки да одни брюки, и все на мне. Мы пешком шли, только маму посадили на бричку, она — на последнем месяце беременности, вот-вот родить должна была.
За те дни, пока мы двигались на Запад, мама родила девочку. Родила в поле под стогом и сразу в путь. Дальше мы уже двигались впятером вместе с нашими людьми, отправленными немцами на Запад.
Прошли Польшу до самой границы с Германией, тут всех остановили и начали распределять по лагерям. Это не концлагеря, это — другие. Мужчин и мальчишек старше шестнадцати лет в одно место отправляли, а женщин и детей — в другое. Отца отправили, но мы узнали номер его лагеря. А мне еще не исполнилось шестнадцати, и я остался с мамой и с младшими братом и сестрой.
Владимир Павлович старается рассказывать скупо. Если рассказывать все, получится роман, сага о жизни одной семьи, а времени у нас мало. До сих пор тяжело переживает те годы, рассказ то и дело прерывает слезами, которые он пытался скрыть, предлагая выпить очередную рюмку… Жена ворчит тихонько, но сильно не перечит, понимает — так легче. Да и рюмочки были символическими, маленькими, лишь передохнуть от воспоминаний.
— Несколько дней жили мы в лагере, пока за нами не приехал хозяин, к которому нас определили в батраки. Немец-старик поглядел на нас — женщина с малюткой и два парня младше шестнадцати лет: «Ну, и зачем мне такое хозяйство? Это не работники, а одно недоразумение». — «Забирай и никаких разговоров!» У немцев было строго: тебе назначили таких работников — бери! Привез он нас к себе. Ну, сама подумай, — Владимир Павлович как-то все больше ко мне обращался, когда рассказывал, — вот он — хозяин, и ему нужны помощники. Небольшое у него хозяйство: несколько коров, козы. Что-то там еще, не помню уже. Работать мы должны были с шести часов утра до восьми вечера, скот чистить, во дворе была какая-никакая работа, мама по дому занималась хозяйственными делами и за своей малышкой приглядывала. Потом он нас кормил. А еда,.. и едой-то такое не назовешь. Похлебка — вода да мука замешаны, картошку сырую макали в эту похлебку и ели. Хозяин с нами питался, тем же самым. Кто знает, почему. Может и сами они уже скудно жили к концу войны. Потом опять работали. Хозяин работал наравне с нами, не выделял себя. Работали до темноты, опять кормил: хлеб с трухой и вода.
Недолго там задержались. Как подошла Красная армия (так он называл советские войска), погнали нас опять на запад и остановились мы аж в городе Эльба (он называл его Элба), когда туда вошли американцы. А дальше начинаются просто чудеса. До сих пор сам удивляюсь.
Первое, что нам удалось сделать — связаться с отцом, дать ему знать, где мы. Добрые люди подсказали ему, как не имея достаточно денег на билет на поезд, добраться до нас. Ну, не чудо ли? Отца нашли и он смог нас найти.
Тут стали людей на родину отправлять. Собирают людей группами, сажают в автобусы, машины, и по домам. Уезжают — радуются. Вроде и наша очередь подошла. Собирать нам нечего, все — на нас. А оно нам и не нужно. Домой же едем, а уж там как-нибудь опять встанем на ноги. Главное, что все вместе. Так вот, беда какая: не хватило нам места в автобусе. Уехал автобус, а мы остались.
Говорим: а как же мы? Мы тоже домой хотим. Нам отвечают: да вы не волнуйтесь, позже поедете. Со следующим этапом.
Это ж чудо, что мы не попали в другое пекло, потому как стали до нас слухи доходить, что не домой попали люди, а как предатели… в Сибирь, в лагеря, только в свои уже. Тут мы задумались, что делать-то, куда же нам теперь? Здесь никого не оставят.
В это время стали набирать поляков на работу в шахты, в Бельгию. А у нас уже какие-то там знакомые появились, с кем вместе ишачили на немцев. Вот и подсказали: «Фамилия у вас похожа на польскую, скажитесь поляками, кто тут сейчас проверять будет, и уедете с нами. Главное, молчите больше, а приедете, там уж обратно не отправят. И работа будет и жилье».
Мне даже имя поменяли, стал я вместо Владимира Казимиром.
Привезли нас в Бельгию. Выделили каждой семье жилье. Нам на пятерых выделили небольшой домик. На первом этаже столовая, кухня, на втором спальни. На третьем… да он и не нужен нам был, третий-то. Мы им и не пользовались. Не привыкли мы жить в такой роскоши. Только обустроились, отец и я начали работать на шахте. Мне шестнадцать к тому времени было.
Только смотрю я, что платят мне вдвое меньше, чем отцу. А я хоть школу-то не закончил, не пришлось, но голова у меня работала. Стал я к старшему приставать, мол, почему это мне платят меньше, чем отцу.
«Ты — несовершеннолетний» — «А работать наравне с совершеннолетними мне можно?» — «Будешь препираться — выгоним тебя с работы вообще».
Хорошо, работаю… Учусь потихоньку всему, чему можно было там научиться. А в душе — непокой, обидно мне. Горячий я был. Все правду искал. Доискался…выгнали…
Начал искать другую работу. Нашел быстро, да продержался не долго. Как узнали, что «поляк», так и турнули опять. Оказывается, полякам тогда разрешали работать только в шахте. Но туда я идти зарекся.
Отцу тяжело было под землей работать, не привычная была для него работа. Но семья из пяти человек хотела есть. И я просто обязан был найти работу. Руки были нужны везде, да вот беда — правила эти.
Нашел я себе работу, на стройке, и хозяин подсказал мне: «Возьму тебя, принести мне только разрешение» — «Где же я его возьму?» — «А у нас выборы будут скоро и к власти должны монархисты прийти. Ты свяжись с вашими (я не утаил перед ним, что не поляк). Есть тут русская монархическая организация, состоящая из тех офицеров, что после революции подались в разные края». Подсказал мне, где найти их, к кому подойти.
И вот опять, пока суд да дело, жизнь-то свое колесо крутит. Я разрешение оформляю, времени это заняло не мало — пока нашел тех людей, пока они мне бумаги помогали сделать. И в это же время объявили набор желающих в Австралию подаваться. И условия вроде сносные: дорога бесплатная, кормежка в пути, там на месте два года надо отработать, куда пошлют, жилье и еда будет, а потом уж и вольный казак, живи себе, как знаешь и умеешь. Ну, мы семьей и туда записались.
Прошло время, хозяин стройки дает мне знать: «Владимир (я ему сказал свое настоящее имя), пришла бумага, разрешающая тебе работать у меня! Я рад за тебя. Можешь завтра начинать» — «Спасибо, уезжаем мы, получили разрешение в Австралию ехать».
Но это же надо, судьба какая.
Определили меня на железную дорогу, да ни куда-нибудь, а в пустыню, на конечную станцию. Работа была простая: поезда приходили туда два раза в день, а в пустыне, как ветер, так пути песком заметает. Вот и должен был я сметать этот песок перед приходом поезда. Это ж ты подумай, парень молодой, мне бы учиться, а я опять метлой машу. Помахал с полгода и заявил, что я вполне могу другую работу делать. Молодой я, учиться хочу.
Хорошо, перевели меня в другое место, на железнодорожную электроподстанцию. Тут я немного ожил, учился этому делу — на электрика — с удовольствием и работал одновременно. И опять какой-то маховичок провернулся где-то, через полгода меня в ту же пустыню направили. Песок сметать. Я еще с полгода потерпел и опять голос подал, да еще и сказал, что я электриком могу работать. Снова перевели на подстанцию. Последние полгода прошли. И никаких сигналов о том, что можно начинать свою жизнь. То есть, работаешь и работай себе. Скандальный у меня характер, упертый. Начал я говорить, что отпахал свои два года. «Иди», — сказали равнодушно мне.
Я-то пошел. А куда? Учиться не берут, школа у меня не закончена, на работу не берут — образования нет. Ходил — мыкался по всяким организациям, права свои отстаивал. А они все по букве закона талдычат. Я и бумаги, какие у меня были про учебу во всех местах, где работал, начиная с шахты, собрал и везде показывал. Там и учеба какая-никакая показана. Нет, для работы той учебы мало, а для учебы — нет окончания школы.
Пришел на электроподстанцию, где начинал осваивать профессию электрика, попросился работать хоть кем. И вот могу сказать, везло мне на хороших людей. Взял меня хозяин и подсказал: «Будешь работать и поступай учиться заочно в колледж. Пройдет три года и у тебя будет хорошая специальность. А если и четвертый год осилишь, будешь уже работать управляющим, а это уже статус совсем другой».
И я это сделал. Всю Австралию объехал, на всех подстанциях побывал за время своей работы.
Ну, скажи мне, хотел ли я быть эмигрантом?
Дмитрий Гудырев
Широкими глазами в дальние берега
История эта начинается еще задолго до сегодняшнего дня, а уходит в прошлое лет так на двадцать назад.
За тысячи километров отсюда, где-то на Урале, жил-был мальчик, и звали его Петя. Петька жил в обычной русской семье: папа, мама и старший брат. Отец зарабатывал на жизнь оператором в леспромхозе. Мать — агроном. Брат Женька тоже ходил в сельскую школу. Ему десять, он на полтора года старше Петьки.
Петька был как все, учился на тройки и четверки. У него не было каких-то ярких одаренностей, но он всегда смотрел на мир широко открытыми глазами. В зимние месяцы, а на Урале они долгие, после школы и в свободное время от работы по двору, он любил смотреть передачи о путешествиях, о животных и мире. Он прямо впитывал всю разнообразность, прелесть и необъятность нашей Земли. В школе одним из его любимых предметов было природоведение, через которое он изучал мир.
А летом, в каникулы, начиналось его время «открытий». Все, что бегало, прыгало, летало и ползало, все привлекало его внимание. Он с удивлением изучал, как летает стрекоза, как ловко в полете она хватает мух или комаров. Перемещаясь в потоке воздуха, быстро находит добычу и оставляет в покое других насекомых, которые не представляют для нее интереса или вообще опасны как пчелы. Он изучал, как ящерица ранней весной выползает на фундамент здания, чтоб поймать первые теплые лучи солнца и вдохнуть в себя жизнь. Флора и фауна постоянно были в его поле зрения.
Позднее, как и все подростки, он с братом и другом искали пути, как можно было заработать денег на карманные расходы, чтоб быть немного независимыми от родителей.
Однажды зимой, в феврале, они устроились скидывать снег со складских помещений местного леспромхоза, который являлся основным предприятием у них в поселке. Февраль на Урале — это морозные дни, холодный пронизывающий ветер, вьюга и короткие световые часы. По всей видимости, это и стало причиной, из-за которой Петька простыл и заболел. Поначалу казалось, что это простуда и вирус, после врачи решили, что это грипп и лечили его соответственно. Но оказалось, эта была пневмония. Петька пролежал дома и в больнице почти четыре месяца.
Много было у него времени, чтоб подумать о жизни, о поступках в прошлом и планах на будущее, сделать выводы. В одно воскресное утро в апреле он проснулся оттого, что играла странная «космическая» музыка, несущая с собой чистоту и радость жизни. Она играла то ли во сне, то ли наяву. Он проснулся, в его глаза сквозь окна светило яркое апрельское солнце. С тех пор Петька знал, что жизнь прекрасна, нет ничего трудного, просто нужно делать и идти к своим целям и мечтам.
Петр всегда мечтал поехать в те далекие, не известные ему земли, полные открытий, приключений и новых знакомств. Австралия, далекий континент, не похожий ни на один другой, всегда звала его к себе. Но казалось бы, куда ему, парню из небольшого уральского села, где для многих вырваться в краевой центр или обосноваться в столице было уже большим достижением, думать об Австралии! С ней его соединяли лишь та пара маленьких попугайчиков, которых мама и папа подарили ему на день рождения. Он любил ухаживать за ними, смотреть, как они летают и прыгают по комнате, танцуют и переговариваются между собой. На своих крыльях они несли этот дух страны Оз.
После того, как он закончил школу, он получил высшее образование, затем были стажировки и практики, работа.
И вот, через пятнадцать лет, Петр наконец ступил на эту землю, и она встретила его теплом и солнцем. Почти не важно, какими путями он добрался сюда, сколько было сделано ошибок и сколько принято верных решений. Важно лишь то, что все это время он не терял надежды, стремился к своей мечте и менял что-то в своей судьбе с любовью к жизни и сиянием в глазах.
Лауреаты
Наталья Цыганкова
«Бабушкины Сказки», или новый передвижной детский кукольный театр
Как многие интересные идеи, все началось с разговора о том, что «вот было бы здорово, если». Честно говоря, я абсолютно не помню, когда состоялся этот разговор. Одно я знаю точно. Такой разговор был не единственный. Было много коротких, постоянно прерываемых нашими детьми диалогов на эту тему.
— В Санкт-Петербурге на каждом углу театр, а здесь мало…
— Ведь можно же сделать…
— Представляешь, будем ездить и показывать детям спектакли?
Идея была Лидии Радченко, а я с ней по инерции соглашалась. Во-первых, идея действительно казалась мне отличной. А во-вторых, дети и темп жизни с ними не давали возможности всерьез задуматься над тем, как это воплотить. Поэтому разговоры наши были для меня гипотетическими.
А в это время Лида копалась в интернете. Она искала изготовителей кукол в Австралии, изучала схемы передвижных кукольных театров. Наверное, надо было начинать с поиска чего-то типа «руководство к действию для двух сумасшедших женщин с четырьмя маленькими детьми, которые из ничего и при полном отсутствии свободного времени и соответствующего опыта хотят сделать профессиональный кукольный театр». Но вот именно такого, увы, интернет не предлагал.
Потом были домашние хлопоты, детский грипп, первый раз в первый класс, каникулы, и вдруг Лидино: «Я нашла в Санкт-Петербурге замечательного мастера, Наталью Бурнос. У нее просто волшебные куклы. Ну что, закажем?» И мое, все еще отвлеченное: «Алеся, слезь со стола, Лена, не дергай сестру за платье. Давай».
Куклы, нарисованные и сделанные вручную, с настоящими, даже немного пугающими своей реальностью лицами, действительно были волшебными. Когда мы в первый раз взяли их в руки, стало страшно. Талант Натальи Бурнос поставил перед нами очень высокую планку, которой мы хотели соответствовать — и ширмой, и декорациями, и постановкой. Перед этими куклами хотелось не упасть лицом в австралийскую грязь.
Внезапно наши разговоры, все также прерываемые детьми, приобрели более реальный характер. В них стала вкрадываться театральная лексика: «задник я распишу к концу недели», «бутафорию нужно разбить на сцены». Мы зарегистрировали наш театр, получили страховку, создали сайт и страничку на фэйсбуке.
Надо сказать, что как только мы взялись за дело по-настоящему, у нас как-то сразу все стало получаться. Особенно нам повезло с людьми, которые попадались на нашем театрально-кукольном пути. Людьми, похожими на нас. Мастерами своего дела не потому, что у них есть диплом, а потому, что им просто нравится этим заниматься.
К Василию Сибярляку, который построил нашу театральную ширму, мы пришли с бумажками, исчерканными карандашом: «Вот, мы хотим примерно вот так, а здесь окошко, и чтобы складывалось, и чтобы в машину помещалось», жестикулируя, рассказывали мы ему. Василий сделал модель из картона, задал нужные вопросы, дал дельные советы. И через пару недель я стояла перед готовым, как мне казалось, абсолютно огромным сооружением у него дома, в панике понимая, что отступать теперь уже некуда.
Это мы уже потом узнали, что работает Василий совсем не плотником, а компьютерщиком, что у него четверо (!!!) детей. «А вы кто по образованию?» отвлеченно спросила я, рассматривая ширму и пытаясь запомнить, как ее разбирать-собирать. «Ну, по образованию я вообще астроном-физик» неожиданно ошарашил меня Василий.
Его жена Наташа предложила и сшила нам замечательные чехлы для створок ширмы. И теперь перед каждым представлением мы вспоминаем ее добрым словом. Трудно представить, как бы мы таскали громоздкие половинки ширмы без наших задорных красных чехлов с ручками. Вот такая семья умельцев!
Валерия Маслюкова превратила нашу ширму в сказочную русскую избушку, расписав ее на основе наших многочисленных черновиков. «Мы хотим славянские мотивы» — «Рябину или валенки? А если подсолнух здесь? А может мухомор?» Она терпеливо рисовала эскиз за эскизом, пока мы решали, что мы хотим. Благодаря Валерии ширма у нас стала соответствовать русскому названию «Бабушкины Сказки».
На премьере Дмитрий Ликане из «Русского Калейдоскопа» на 31 канале с помощью своих софитов превратил наше представление в настоящий театр.
Нельзя забывать и о наших мужьях, на которых часто висели заботы о детях, пока их мамы репетировали.
Но все складывалось и все получалось. В утро премьеры меня уже не удивило, что дома нашлись настоящие оладьи, которые летали в первой сцене, в последний момент заменив искусственные, сделанные из поролона. Так я теперь и готовлю их для каждого представления. А у детей эта сцена, где мама Красной Шапочки печет оладьи, а потом швыряет их со сковородки в публику, одна из самых любимых.
Театр нас удивил. Удивило, сколько работы уходит на постановку получасового спектакля. Удивило, какое удовольствие мы получаем от репетиций. Как приятно придумывать смешные моменты, какое удовлетворение приносят творческие находки. Удивили и мы себя. Оказывается, Лида великолепно рисует, так что все задники расписывала она сама. А у меня здорово получаются сценарии и волчий рык. И оладьи.
Мы задумывали театр как коммерческий проект, но как-то очень быстро поняли, что дело это совсем не денежное. Дорогие, профессиональные куклы, сделанные вручную декорации, время, потраченное на написание и редактирование сценария, бесконечные часы репетиций на ноющих коленках. Добавить к этому время на дорогу к месту показа, разбор, сбор ширмы, распаковка и упаковка декораций, поездку домой. Все это, как оказалось, занимает огромное время и энергию.
Но после самого первого представления, когда мы услышали детский смех, мы поняли, что бросить не сможем. Дети как завороженные смотрели спектакль, визжали, когда волк гонялся за Красной Шапочкой, хохотали над шутками. После представления к куклам выстраивалась детская очередь. Бедного Волка никто не боялся, мальчишки отчаянно трясли лапу в приветствии, девочки гладили ушки. Даже моя полуторогодовая младшая улыбалась Волку во весь рот и нежно трогала его за нос. Глаза у зрителей горели. Многие ни разу не видели настоящего кукольного театра. В одном детском саду юная зрительница заявила, что ей страшно понравилось наше «кино». Потом мы узнавали, что дети устраивали кукольные театры дома (даже с передвижными декорациями!) и разговоры о Красной Шапочке не умолкали.
Кроме этого, наш театр принес еще и другие неожиданные преимущества. Мы наловчились водить машину (и я, и Лида стали водить машину здесь, в Австралии, и незнакомые дороги нас нервируют до сих пор). Рассчитывая путь по всей карте Мельбурна, мы набирались опыта и преодолевали свой страх. И знакомились с замечательными людьми. С родителями, пригласившими нас на день рождения своего чада. Воспитателями детских садов. Любителями театра, которые радовались появлению в Мельбурне русскоязычного детского кукольного театра и писали нам об этом.
Каждый раз после того, как заканчивается представление, мы получаем огромный заряд энергии и множество положительных отзывов. От этого поет душа и хочется опять ехать с куклами и мешками декораций в машине хоть к черту на куличики, если от этого засмеется хоть один ребенок.
