Серафима ЛАПТЕВА: "Красное яблоко"

---

В Австралии: c 1998г.Журналист, работала в российских журналах, и писатель.Красное яблоко, Рассказ-быль

А всего-то и требовалось — лоскуток белого шелка, синие нитки и вязальный крючок. Мода пошла такая, и все девчонки в деревне с ума посходили. В лавку за нитками и мелюзга помчалось, и девицы постарше, и невесты на выданье. А сама мода от старой-престарой бабушки Настасьи пошла — это она, вспомнив свою молодость, научила девчат синими кружевами белый шелк обвязывать. А потом и главный секрет открыла. Надо, дескать, по готовому платочку синие же буквы вышить: «Кого люблю сердечно, тому дарю навечно».
— Кого сердце выберет, тому, значит, и платочек подарите, — наставляла молодежь бабушка Настасья.
Таня, конечно, в стороне не осталась, платочек обвязала и заветные слова вышила. А дальше заминка вышла. Перебрала в мыслях всех ребят знакомых, но сердце никого не выбрало, хотя и стукнуло ей «старой, по нынешним-то временам, деве» уже восемнадцать. Надо было не только жениха, но и работу искать, в жизни как-то определяться. Собрала она чемоданчик, с родными попрощалась, села в поезд — и прощай, деревня!
Большой город встретил Таню, словно только и ждал её приезда — солнце светило ярко, люди ей улыбались, по радио объявляли, что выход в город через третий туннель, а справочное бюро в зале ожидания.
— Ну, пошли, что ли? — Сильная мужская рука решительно, но в то же время мягко и вежливо разжала Танины пальцы и перехватила ручку её черного чемоданчика. — С приездом вас!
— А вы… А ты кто? — Таня, не показывая виду, что испугалась, смело взглянула на молодого парня: одет просто — джинсы, рубашка в клетку навыпуск, чуб расчески просит и улыбка до ушей.
— А я мимо иду. Смотрю, девушка стоит красивая, куда идти не знает, и чемодан нести никто не поможет.
— Мне в справочное бюро, — сказала Таня.
— Конечно, конечно в справочное! «Ах, дайте мне, пожалуйста, адресочек, где счастье найти. Тогда вам, девушка, на швейную фабрику прямая дорога. Там и общежитие новое, и столовая приличная, и работницы требуются», — смешливо тараторил парень, пока они шли по третьему туннелю в зал ожидания.
Как ни странно, он оказался прав.
— Это не мой профиль, — сказала женщина в справочном окошке, разглядывая Таню. — Я по расписанию или по опозданию поездов, или, например, вещи у кого пропали, или как куда доехать. Но тебе от себя скажу — поезжай, девушка, на швейную фабрику, улица Красная, 17. Да вон молодой человек проводит, — улыбнулась она.
Доехав на звонком трамвае до фабрики, вдруг вспомнили, что сегодня воскресенье и все вопросы трудоустройства можно будет решить только завтра. Однако, чемоданчик в камере хранения приняли и койку для ночлега указали. «Требуются швеи-мотористки и ученицы» прочла Таня на большом щите у входа и обрадовалась: все складывалось как нельзя лучше, её примут на работу и она быстро всему обучится.
— А сегодня, значит, гуляем. — Сказал Танин спутник. — Тур по городу. Для начала неплохо бы заправиться. Ты как?
— Давай! — Весело согласилась Таня.
На открытой веранде кафе «Белый лебедь» они заняли уютный маленький столик и заказали сосиски с картофельными чипсами и мороженое.
— Извини, мне надо позвонить. Это быстро. — Сказал Николай, кивком указав на телефон-автомат.
Таня прислушалась, ей было интересно, кому он звонит, о чем будет говорить.
— Доброе утро, мама! Это я. Что, уже день? Подумать только, как время летит! Ну, не сердись. Да, задерживаюсь. Как почему? С девушкой познакомился. В ресторане сижу. Ах, да не волнуйся ты, пожалуйста! Ну, шучу я, шучу. Просто попросили сегодня задержаться — вишня горит, сама знаешь…
— А почему «вишня горит»? — Спросила Таня.
— Потому что тесно ей и душно в товарном вагоне без охлаждения. Не разгрузишь быстро вагон — пропадет вся вишня, задохнется. И с помидорами тоже аврал…
— Так ты грузчиком работаешь?
— Нет. Работаю я технологом на одном заводе, а по выходным мы с друзьями фруктовые вагоны разгружаем — платят хорошо и сразу.
— Я это… Ну, я сама заплачу, у меня есть деньги. — Таня почувствовала, что краснеет, и чтобы сгладить возникшую неловкость, схватилась за сумочку, висевшую на спинке стула.
— Отставить! Разговорчики в строю! — Он скорчил такую страшную рожу, что они оба рассмеялись и принялись за мороженое.
День вертелся веселой каруселью. В городском парке играл духовой оркестр. Гуляли нарядно одетые люди. Летали воздушные шарики. От речной пристани отходили белоснежные катера. На главной городской площади цвели розы. Начиналась новая жизнь, и её первый день был похож на прекрасную сказку.
Он проводил Таню до общежития. Попрощались, ни о чем не договариваясь на завтра, ничего не обещая друг другу. Просто «До свидания». Просто уверенные, что до скорого свидания, иначе не может быть! Щелкнул замочек Таниной сумочки, она вынула аккуратно сложенный шелковый платочек, быстро вложила его в теплую надежную ладонь Николая и исчезла за дверью.
***
В комнате горел неяркий свет. Пахло какими-то духами. За столом посреди комнаты сидела в халате пышная красивая женщина и, глядя в зеркало, накручивала волосы на большие розовые бигуди.
— Здравствуйте, к вам можно? Меня зовут Таня.
Три средних лет женщины лениво-равнодушно, но в то же время прицельно разглядывали новенькую. Для их компании слишком молодая, улыбается, словно в гости приехала, и глаза сияют неизвестно с какой радости. Темная коса перекинута через плечо на грудь, одета так себе, макияжа никакого.
— Вот и тезка моя объявилась, — подала голос женщина, отдыхавшая на кровати под большим клетчатым пледом.
— Ну, здравствуй, Татьяна, располагайся. Рассказывай, откуда прибыла. — Третья женщина отложила в сторону журнал «Здоровье».
— А вещи где? Ты когда приехала-то?
— Сегодня утром.
-И почему же сразу на швейную? Другие-то на завод торопятся.
Таня немного растерялась:
-Мне на вокзале в справочном бюро женщина посоветовала…
— Ха! Посоветовала! Она, небось, комиссионные за свои советы получает.
— Ещё бы! Там и агенты по платформам ходят, деревенских дурочек с поезда встречают. Тебя встретил кто-нибудь?
— Нннет… Никто… — У Тани потемнело в глазах. — Так требуются же, там написано.
— На заводе тоже требуются. Только там, на штамповке, в три раза больше платят. И общежитие современное, и парни все там работают. А у нас бабье царство.
— А вы сами? — робко спросила Таня.
— Мы-то! Мы старожилы здесь. У нас и стаж, и опыт, и премиальные, и почет. И квартиры в новых домах нам в первую очередь светят. А завода тогда ещё не было, когда мы тоже из деревни в город прибыли. Тебе с нами неинтересно. А нам с тобой тоже. Мы фасонное белье работаем, скатерти дорогие вышиваем. А девчонки вроде тебя будут всю жизнь простыни строчить…
Ночью Таня не сомкнула глаз — надо же было так попасться! Вот всамделе дурочка! Как же она не поняла, не догадалась. А ведь женщина из справочного окошка не зря так внимательно на нее глядела. И как они с Николаем переглянулись незаметно! Да, может, он и не Николай вовсе. Появился нежданно-негаданно, видно приметил, когда она с поезда сошла. Про штамповку, где хорошо платят, словом не обмолвился, а ей деньги нужны — в деревне от нее помощи ждут. И матери своей он наврал про какую-то вишню. На пароходе катал, за мороженое платил — все обман. Высказать ему все… Нет, даже и видеть его она больше не хочет. Спасибо добрым людям — глаза ей раскрыли. И шить простыни она тоже не будет…
На следующий день какой-то парень зашел к дежурной в камеру хранения.
— Тут девушка одна вчера свой чемоданчик оставляла…
— Забрала уже. Утром. Только мы открылись, а она уже стоит, забрала чемоданчик и убежала.
— Куда, куда убежала?
— А кто её знает. Может, не понравилось ей у нас, одумалась и в деревню вернулась. А ты кто ей?
— Никто.
***
За десять лет Таня сполна нахлебалась городской жизни. Сама себя, ту, восемнадцатилетнюю, не узнала бы, повстречайся с ней на улице. Вместе с длинной косой исчезла и наивная улыбка, и сияющий взгляд. Короткая стрижка, спортивный стиль, смелый макияж — все уже было другое. Вся жизнь. И только руки, рабочие, огрубевшие руки могли рассказать о том, как нелегко дались ей пролетевшие годы.
На штамповке автомобильных деталей действительно хорошо платили, и была теперь Таня состоятельным человеком с солидным банковским счетом. Денег было достаточно, чтобы приобрести, к примеру, хорошую мебель — только куда её ставить? Платья новые? Большой гардероб в общаге не заведешь, а все, что надо — и на выход и на каждый день — у нее есть. И подруги есть, и парни близко знакомые, только такие же, как и она, бездомные, без корней, ветром от семьи унесенные. Ребеночка бы родить, на первых порах можно его в деревню отвезти, а потом видно будет. Съездила Таня в деревню — легкий шок испытала. Домишки скукожились, осели, люди постарели, поскучнели. Нет, сюда ей возврата уже нет, а значит, и ребеночка нет. Из-за переживаний чуть было сроки не упустила. Большой город неумолимо диктовал ей свои жесткие условия выживания.
Однажды на вечере «Для тех, кому за тридцать» пригласил её на танец интересный мужчина, высокий, широкоплечий, в отличном костюме. Однако две большие залысины довольно откровенно напоминали о том самом возрасте, который был указан в пригласительном билете.
— Николай Иванович. — Представился он с мягкой улыбкой. — А вы…?
— А я Татьяна.
Когда спустя пару месяцев он пригласил её в гости на домашний обед и сказал, что хочет познакомить её со своей мамой, сердце у Тани замерло — такое уважительное, семейное приглашение она получила впервые в жизни. Подруги одобрили её платье, прическу, туфли и велели держаться независимо и в обиду себя не давать.
— Какие чудесные гвоздики! Спасибо, Танечка! Сейчас мы их в вазу поставим. А вы проходите, мойте руки и сразу к столу, пока всё горячее.
Валентина Денисовна оказалась хозяйкой доброй и приветливой, и обижать гостей в этом доме было явно не принято. У Тани отлегло от сердца, и тревога её сама собой быстро улетучилась. Обед был замечательный. И каждое блюдо помимо вкуса и аромата таило в себе интересную тему для застольной беседы.
— В борщ надо обязательно яблоко положить, целиком, не разрезая. И лучше зеленое. Чувствуете, Танечка, какая свежесть — это от зеленого яблока.
А капусту для пирожков я сначала кипящим соленым молоком запариваю. Да и в компот непременно надо щепотку соли добавить. Готовить я люблю. Но гости у нас нечасто бывают. Коля устает на работе, да и я покой ценю, тишину, книги, хорошие передачи…
Таня слушала Валентину Денисовну и думала, какое это бесценное счастье приходить с работы домой, где тебя ждут и любят, посидеть вот так всей семьей за столом, накрытым красивой скатертью, ощутить тепло и уют своего дома. Она почувствовала, что некстати надела слишком нарядное платье, для домашнего вечера надо было одеться, наверное, проще, скромнее. Впрочем, ей пора…
— Большое спасибо вам за все, Валентина Денисовна, — сказала Таня, — но мне пора уходить, темно уже. — И она взглянула на Николая Ивановича.
— А зачем вам уходить, Танечка? — Сказала Валентина Денисовна. — Оставайтесь.
И Таня осталась. Через месяц они с Николаем Ивановичем расписались.
Вся мебель в новом Танином доме, хотя и содержалась в образцовом порядке, была довольно старомодной, и мысленно Таня прикидывала, как будет красиво, когда она купит все новое и на кухню, и в переднюю, и в обе комнаты. Но при первом же легком намеке на возможность перемен её встретила глухая оборона со стороны Валентины Денисовны.
— Нет, Танечка, спасибо на добром слове, но с этой мебелью связана вся моя жизнь, и менять пока ничего здесь не будем.
Совершенно неожиданно и Николай Иванович оказался не по возрасту ретроградом. В их комнате стоял большой темный комод, покрытый кружевной вязаной скатеркой. На комоде симметрично расположились две хрустальные вазы, фарфоровая пастушка, букет шелковых цветов и большое ярко-красное яблоко-копилка, какими с успехом торгуют на деревенских ярмарках.
— Давай хоть это яблоко уберем, уж давно эти копилки из моды вышли.- Предложила она мужу.
— Оставь, пусть будет. — Сказал Николай Иванович и зачем-то внимательно посмотрел в окно.
А в общем жили дружно, плавно, спокойно, заботились друг о друге.
Только однажды… Этот странный момент… Ей тогда показалось… В город приехали столичные артисты, и они пошли на концерт. Валентина Денисовна дома захотела остаться. Татьяна, стройная, с короткой, по-мальчишески задорной прической была хороша в длинной темной юбке и нежно-розовой блузке под серым жакетом. Николай Иванович откровенно любовался женой. Концерт был хороший, места прекрасные, настроение тоже. Зал смеялся, аплодировал, бурно выражал восторг. И её спокойный, уравновешенный муж тоже смеялся от всей души — так громко, весело, так безоглядно. Таня сбоку взглянула на мужа и тихо ахнула — ей показалось, нет, просто почудилось что-то знакомое. Всплыло в памяти четкое ощущение когда-то уже пережитой радости. Когда то, где то, с каким-то другим человеком они вместе кружились на карусели и так же весело смеялись. И смех был счастливый и беззаботный. А потом что-то случилось очень плохое… Сделав усилие, Таня прогнала мимолетное воспоминание и присоединилась к бурным аплодисментам. Вечер оказался на редкость удачным, погода чудесная, и домой после концерта они решили пройтись пешком.
Расставшись с мечтами о новой мебели, Таня вспомнила о своем возрасте — снова захотелось держать на руках малыша, но его не было. Таня винила себя, ждала, надеялась. Валентина Денисовна все понимала и однажды произнесла слова как бы в ответ на невысказанную вслух Танину тревогу:
— А ведь Коля на вредном производстве работает. Там и на пенсию раньше уходят…
До пенсии дело не дошло. Коротким оказалось Танино замужество. Заболел муж. И в больницу брали, и дома лежал, исхудал, пожелтел. Мать и жена до последнего дня поддерживали ускользающие силы. Из бюро ритуальных услуг доставили гроб и венок с лентами. Пришли друзья, соседи, дальние родственники, незнакомые люди. Слова прощания. Слезы. Тишина.
Мужчины подняли гроб, и неловко разворачиваясь в тесном пространстве, задели углом красное яблоко на комоде. Оно дрогнуло, покачнулось, упало и разбилось. Глиняные черепки разлетелись, раскатились три серебряных монетки, и к Таниным ногам упал, развернувшись, белый шелковый платочек в синих кружевах и с синими буквами «Кого люблю сердечно, тому дарю навечно».