За нашу Викторию!

Posted 4 May 2015 · (4886 views) · 1 comment

Рассказ.

К празднику Тошка начинает готовиться загодя. Уже к первому мая у нее все куплено, запасено, подготовлено для праздничного ужина. И вино, сладенькое, как мамка любит, и водочка для папки, мужа Михаила, и для взрослых уже сыновей Коли и Феди. Готовить Тошка начинает за три дня. Теперь, когда она уже на пенсии, можно не спешить и стряпать медленно, в свое удовольствие. Иногда она неторопливо беседует с мамкой или с Михаилом, а когда и сериалы смотрит. И работа спорится, холодильник заполняется вазочками и блюдами с праздничными закусками. Холодильник у Тоши большущий! Она пять лет нянчила детей у соседей по площадке, а когда те собрались уезжать в Канаду, то отдали Тоше почти всю мебель; и холодильник тогда же ей достался, и плоский телевизор, и одеяла, считай новые. А одежды сколько — до конца жизни не переносить! Сейчас бывшие соседи Тоше деньги присылают, а она за родительскими могилами для них смотрит. И убирает, и оградки подкрашивает, а по весне цветы высаживает. Фотографии с тех могил соседям в Канаду отсылает, а они в письмах ее благодарят, и про деток подросших пишут, — вроде как родные ей уже за столько лет стали. Тошкина скатерка парадная тоже от соседей ей досталась. Скатерку на стол надо постелить загодя, чтоб улежалась, чтоб углы не топорщились.

Рассветным утречком Тошка расставляет на белой скатерти тарелки, кладет вилки, ножи, ставит граненые стопочки. Стопочки хрустальные, немецкие — папка из Германии в сорок пятом году привез. Стопочкам этим больше семидесяти лет, а сверкают хрустальными боками, как новенькие. Тошка их к празднику помыла в соленой воде, вытерла досуха льняным полотенчиком, — пускай сверкают!
Тошка надевает свое самое красивое платье и удобные туфли — шутка ли, почти целый день на ногах проходить придется, снимает с вешалки плащ, прохладно еще, не лето все-таки. Она проверяет в сумочке кошелек и ключи и выходит в утренний праздник. Москва только начала просыпаться, машин еще не много. К станции метро тянутся людские ручейки: дети, молодежь, люди постарше. Ветеранов в тяжелых от медалей гимнастерках ведут под руки внуки, рядом гордо вышагивают правнуки. Праздник! День Победы.
Тошка сначала едет на Белорусский вокзал. Она почти не помнит, как встречали поезда в те майские дни, мала была, два годочка. Отец в сорок втором лежал в госпитале где-то под Можайском. Рана была нетяжелая, в тыл его не отправили, а мамке удалось получить пропуск в прифронтовую зону и побыть с мужем целых пять дней. Тошка появилась на свет в военное трудное и голодное время. Но несмотря на недостаток питания, росла она здоровой и на мир, ее окружавший, всегда смотрела с улыбкой. Бабушка Вера, соседка по коммуналке, которая нянчилась с Тошкой, пока мамка на фабрике строчила гимнастерки и галифе, удивлялась, что малышка просыпается всегда с улыбкой. Такая уж Тошка получилась — веселая девчонка, радостная, кто ни глянет, — все улыбаются ей. Недаром она в честь грядущей победы названа Викторией. Имя это тоже бабушка Вера придумала. Она из бывших была, знала такое, что простым людям вроде Тошкиной мамки и в голову бы не пришло. Вот и назвали малышку Викторией, Виктошей, Тошей, значит.

В начале июня сорок пятого мамка с Тошкой на руках встречала папку на вокзале. И папка поднял дочку высоко в небо и крикнул «Смотрите, Виктория! Моя Виктория!» Тошка, вроде бы даже помнит что-то такое, но смутно очень. Много людей вокруг, смех, цветы, все целуются, а папка поднимает ее в синее небо!
Сегодня Тошка и на вокзал успела, и на площадь прибежала вовремя, успела проскользнуть в музей. Она всю жизнь здесь проработала и хоть уже пять лет на пенсии, но по старой памяти ее пропускают. Парад они смотрят с антресолей под самым чердаком. Девочки всегда чайник приносят, пироги, или вот, конфет коробку, как Тошка. Они долго пьют чай, смотрят парад, и это тоже часть Тошкиного праздника — девочки, с которыми она всю жизнь проработала. После парада Тошка гуляет по улицам и любуется на ветеранов. Особенно ей нравится наблюдать за парами, когда и он, и она с наградами. В последние годы на площади и в парки приходит молодежь специально, чтобы танцевать с ветеранами. Иногда и Тошка танцует, кружится в вальсе с молоденьким пареньком и вспоминает, как танцевала с Михаилом, и как счастливо кружил их выпускной вальс. В конце праздника Тошка покупает букетик, несет его к Вечному огню в Александровском саду и долго стоит, глядя в огонь.

Домой она приезжает усталая. Хорошо, что все приготовлено с вечера, даже картошка почищена, лежит в холодной воде, дожидается хозяйку. Тоша ставит кастрюлю на плиту и меняет туфли на удобные тапочки. Но вот стол накрыт, Тоша садится напротив папки с мамкой, рядом с ней Михаил, а сыновья друг против друга — Коленька у окна, а Федя рядом с ней у двери. Тошка разливает водку по сверкающим стопочкам, мамке сладкого вина в рюмку и, наконец, произносит заветные слова: «За Победу!»

Сколько она себя помнит, этот день был у них в семье главным праздником. Не дни рождения, не Новый год, а День Победы.
— Я в этот день как будто снова родился, — раз сказал Тошке папка. — Вот, веришь, доча, будто и не жил все эти годы, а только ждал, когда же победим, когда же война кончится?!
И у них с Михаилом так повелось, что День Победы считался главным праздником. Вот так же, как сегодня, стол накрывали и первый тост всегда говорили: «За Победу!»
Тошка мечтала, что у сыночков вот так же будет, что приходить будут в этот день к ним с женами, приводить внуков.
Мамка к празднику всегда пироги пекла, только не такие махонькие, как Тошка, а большие, деревенские. Тошка раскладывает пирожки по тарелкам: с мясом, с капустой — ешьте! А салаты, это уж Тоша мамку приохотила, когда подросла, салат — еда городская. А Михаил с детства котлеты уважал, и Коля весь в отца — тоже котлет ему подавай! Феденька в бабку удался, в мамку Тошкину. Сладкое любит, без конфетки, бывало, и не засыпал.

Тошка приносит из кухни вареную картошку с котлетами и снова разливает по стопкам. Сегодня праздник, сегодня можно! Она ест и рассказывает мамке с папкой о праздничном городе. «С подробностями», как любят родители, перечисляет украшения на ГУМе, на трибуне, рассказывает о параде, о красавцах-мальчиках в военной форме, о маршалах и о ветеранах, для которых уже который год устраивают «сидячую трибуну». Тошкины мальчишки слушают и улыбаются, а Михаил кивает. Тошка снова разливает водку. Теперь тост за нее, это тоже традиция: «За нашу Викторию, за Тошку!» Глаза у Тошки наполняются слезами, она опрокидывает в рот обжигающую горло водку и плачет, уже не в силах сдерживать себя.

Бутылка почти пуста, остатки Тошка допивает уже стоя и не чокаясь. Папка говорил, что даже те, кто через много лет после войны умер, все равно что на войне, потому что война догоняет. Его самого война и догнала, Тошке и десяти лет не исполнилось. Мамка после того еще семь лет прожила, почти до Тошкиного совершеннолетия дотянула. Хорошо, Михаил ее в тот же год замуж позвал, а то бы совсем пропала. Тошке восемнадцать сравнялось, когда мальчишки родились, — хлопотно, помочь некому, так вот и билась она с ними, пока подросли. Мальчишки в школу пошли, а Тошка в институт поступила, хотя Михаил и не очень доволен был. Он домашней работы не любил, думал, что ему щи варить придется при жене-студентке. Но Тошка везде успевала, заводная была, работящая. Муж и смирился, потом даже гордиться стал: вот, жена у него какая умница.

Тошка собирает со стола. Комната немного покачивается, но ей это почти не мешает. Посуду можно не мыть, завтра вымоет, ей бы только в холодильник все убрать, чтобы не испортилось. Тошка останавливается перед фотографией на стене. Михаил обнимает Колю с Феденькой, и все трое ей улыбаются. Руки у Тошки заняты, в каждой вазочка с салатом, она даже слезы утереть не может. Михаил только и порадоваться успел на сыночков, когда те техникум окончили, в армию их проводил. А весной случился у него сердечный приступ, инфаркт — и не спасли человека.
— Мишенька! Михаил! — зовет Тошка мужа, но он не отвечает, и она, покачиваясь, идет на кухню к холодильнику. Слезы застилают глаза, и пол под ней колеблется все больше.
Через год после смерти Михаила, когда Тоша ждала Колю с Федей домой, и уже купила им в универмаге модные нейлоновый рубашки в хрустких пакетах, в дверь к ней позвонили представители военкомата. Коля и Федя служили вместе, вместе и погибли при обстреле. Про Афганистан Тоше сказали по-секрету, нужно же было как-то матери объяснить, почему солдат в свинцовых гробах хоронят.

Тошка сбросила тапочки, влезла на диван, дотянулась до фотографии и теперь гладит сыночков по голове — сначала Коленьку, потом Феденьку. Голова у нее кружится, тело становится легоньким, вроде воздушного шарика. Кажется Тошке, что вот, оттолкнется она, да и полетит в небо, в пустоту!
Ничего после того проклятого года у Тошки не осталось: пусто в доме, пустота в душе. Потом, конечно, свыклась жить с этой пустотой. Она еще двадцать лет работала в своем музее, пока пенсию оформила. Детей соседям нянчила, привыкла к ним, вроде как родные стали. Потом и соседи уехали. Тошка теперь даже кота взять не хочет, ведь когда помрет она, животное на помойку выбросят, жалко.

Ну, сколько ни суждено ей прожить, а главный праздник она всегда отметит как следует!
И Тошка наливает в стакан остатки сладенького мамкиного вина.
— За Победу! За мамку с папкой! За Колю! За Федю! За нашу Викторию!


1 comment

If you like the online version of a Russian newspaper in Australia, you can support the editorial work financially.

Make a Donation