Кима Гусева написала про зоопарк в Мельбурне (unification.com.au/articles/read/2423/), и я вспомнила, как работала волонтером в заповеднике на Голд Косте. Спору нет, зоопарк в Мельбурне — замечательный, зато чего стоит мельбурнская погода! В любой заданный день года либо беззаботное безоблачное небо сменит буря, либо, наоборот, от воспоминаний об утреннем проливном дожде за пару часов под палящим солнцем останутся только жалкие лужицы, зато ты будешь таскаться весь день, как привязанный, к своему плащу и зонтику. Вот Голд Кост — совсем другое дело. Как говорит нынешний мэр города — в 99% случаев тут стоит отличная погода, но даже если ваш случай выпал на 1% (это уже совет от меня, а не от мэра) , — качество посещения заповедника на Золотом берегу не пострадает, наоборот, все кенгуру будут ваши.
Как только переехала в Австралию, стала мечтать, как бы поближе познакомиться с дикой природой — ветеринаром стать не планировала, одомашнивать диких животных в штате Квинсленд запрещено законодательно, а вот бесплатные помощники, то бишь, волонтеры, — всегда нужны.
В заповеднике Currumbin предполагается три вида волонтеров: волонтеры парка посетителей, волонтеры, непосредственно работающие с животными заповедника (кормежка и уборка), и волонтеры ветеринарного госпиталя. Самые популярные — волонтеры, которые заботятся о животных, не знаю, как сейчас, а около двух лет назад, чтобы получить возможность поработать бесплатно, нужно было ждать, пока в их рядах освободится место, и пройти соответствующее обучение, прямо в заповеднике. Предполагается, что волонтеры «дикой природы „, (как еще их называли), и волонтеры госпиталя должны строго соблюдать график сменной работы, что с волонтерами парка, куда направилась я, было не так обязательно, если только ты — не начальник волонтерской смены,(до этого звания я „не дослужилась“). Поразительно, но вся рутинная работа парка держится на волонтерах, и возникающие внештатные ситуации — тоже их проблемы.
Самое главное для волонтера — найти подходящую смену, что там животные, главное — с людьми сработаться. Ко мне отнеслись очень настороженно, для создавшегося сообщества волонтеров в парке я оказалась „too young“, и влиться в коллектив было трудно.
Наверное, самыми большими преимуществами работы волонтером является социальное общение, основанное на осознании важности выполняемой работы. В волонтеры парка, как правило, идут люди пенсионного возраста, это для них отличная возможность найти друзей и единомышленников, проводить вместе время и вне волонтерской деятельности, используя иногда те небольшие льготы и поддержку, которые предлагали спонсоры. Например, круиз по реке за цену в два раза меньше обычной, льготное участие в благотворительных обедах и вечерах, специальные лотереи с соблазнительными призами.
Просто физически, мне тяжеловато было разделять увлечения пожилых людей, а еще я, как это, наверное, часто водится за русскими, и иммигрантами вообще, не стеснялась возмущаться недостатком очевидных мер, которые можно предпринять, чтобы у посетителей осталось больше приятных воспоминаний. Так, с гордостью администрация парка постоянно напоминала о том, что многие туристы, по прибытии в международный аэропорт Голд Коста, сразу едут в „наш заповедник“ (благо, заповедник находится в пяти минутах езды от аэропорта). Да, встревала я, приезжают туристы, в основном, китайцы, японцы, очень много арабов, индийцев, и ничего понять не могут, кроме иногда заботливо переведенных на их родной язык надписей в туалетах вроде " нажать на эту кнопку, чтобы смыть после использования“. Почти все другие надписи и рекламный материал заповедника с картами, рассказами о животных и проходящих шоу — на английском языке. А главное — сами шоу проходят не просто по-английски, без перевода, но и с использованием словечек австралийского сленга, наверное, чтобы показать, насколько сотрудники близки к народу. К моим „рекомендациям“ относились вежливо: соглашались, ничего не изменяя, хотя администрация постоянно просила оставлять в специальном шкафчике „рацпредложения“ по улучшению работы заповедника. Ну, да, в чужой монастырь со своим уставом лезть не стоит. Лучше побольше рассказать о волонтерах.
Главная задача волонтеров парка — работа с посетителями, чтобы они знали куда пойти, а куда — не надо, при этом соблюдая меры безопасности. Самая, пожалуй, занудная работа в волонтерской смене — дежурить на шоу птиц, следя, как цербер, чтобы посетители не бегали и вообще резко не шевелились, а то птицы могут улететь и не вернуться, что в практике случалось даже за мое недолгое волонтерское существование. Присмотр за посетителями на шоу, где сотрудник заповедника рассказывал о крокодиле, а после — кормил его курицей, — тоже не из самых затейливых. В те времена гвоздем этого шоу был крокодил Холи (производное, как нам сказали, от сочетания " Holy crap!» — возглас, от которого нельзя было удержаться при виде крокодила во всей 5-метровой длине). Некоторые, видимо, особенно впечатлительные зрители, начинали спускаться, подлезая под оградой, к водоему с крокодилом. В задачу входило отслеживание и пресечение всяческих поползновений, причем, обязательно — только в вежливой форме.
А вот самыми «престижным» среди волонтеров парка считалась прогулка с собаками динго: гордо, на поводочке, по дорожкам заповедника, мимо теряющих на ходу дар речи посетителей — они же считаются хищниками! Динго выгуливали, по крайней мере, тогда, раз в неделю. Формально, можно было записаться в число желающих, в реальности, видимо, это нужно было заслужить, я очень хотела, но так и не погуляла с динго.
Популярным среди волонтеров, но, конечно, не таким престижным, как прогулка с динго, была и кормежка попугайчиков лорикет. Руководитель смены заранее назначал, кто этим будет заниматься. Утренняя кормежка лорикет-то, с чего начинаются впечатления туристов в заповеднике, на процесс кормежки можно попасть сразу, пройдя вход в парк, без покупки билетов. Волонтерам-кормильцам нужно придти за полчаса до открытия ворот, развести «молочко» для кормления: смесь «wombаroo» в ведрах с водой, а как только откроются ворота — выдавать посетителям, за монетки в ящик с надписью «сбор средств для Currumbin» , (или что-то вроде этого, дословно не помню), металлические блюдечки, и наливать в них молочко. И у туристов, и у лорикет — полный аншлаг! В ореоле попугайчиков, не хуже, чем нимфа лесная (вид портила только мешковатая униформа), ходишь по кругу, наливаешь молочко, снимаешь с себя попугайчиков, оставляешь около очередного туриста с блюдечком, да попугайчики и сами уже облепили туриста. Посетители наперебой протягивают блюдца для добавки молочка и попугайчиков, задают вопросы о поведении птиц, о том, чем их кормят, и почему они вдруг внезапно, всей стаей улетели (лорикет не боятся самолетов, зато чувствуют появление в небе хищных птиц). Такой драйв любви к природе, у меня даже иногда выступали слезы, честное слово… Однако и кормление лорикет тоже носило своего рода эксклюзивный характер, мне удалось, может быть, только два или три раза постоять с «молочком». А обычно меня отсылали в загон к кенгуру.
Еще когда нас посвящали в теоретические азы волонтерства, с прогулками по заповеднику, я решила, что работа с кенгуру не для меня — никакого творческого подхода, только продавай туристам сухой корм за два доллара стаканчик и показывай, где безопасная тропинка. Многие начинающие волонтеры придерживались аналогичного мнения… Только потом я поняла, что самые яркие персонажи волонтерского сообщества заповедника «тусуются» именно с кенгуру: старушка — приколистка Лиз, шутник — инвалид Бэн, итальянский иммигрант — пенсионер Ричард. Именно Ричард предложил мне пойти с ним подежурить в загон с кенгуру, после того, как я получила нагоняй от руководительницы смены за то, что явилась на работу в желтых резиновых сапогах (очень классных, по моему мнению, но все должны приходить в «чунях»- закрытой обуви черного или коричневого цвета.) Пока начальница ходила жаловаться на меня своему непосредственному руководству, Ричард предложил мне скрыться от гнева имеющих власть на холме среди деревьев кенгурятского загона.
Конечно, я не стала прятаться, зато познакомилась со всеми неравнодушными к кенгуру волонтерами, узнала, где волонтерская подсобка для завтраков и обедов, а еще мы как следует посмеялись над моими желтыми сапогами. (Кстати, непосредственное руководство моей «начальницы», как я узнала впоследствии, тоже согласилось, что сапоги классные, но посоветовало мне «лучше никого ими не расстраивать»).
А кенгуру… они не только спят и едят, они еще прислоняются мордочками, трутся о твою одежду, держат за палец, когда их кормишь сеном или травой, а шерстка их — шелковистая…
Стоит ли сомневаться, что в следующую смену я понеслась, как угорелая, безо всяких просьб и напоминаний, к своим крупным сумчатым? Старушка Лиз показала мне, как подманивать кенгуру к дорожкам, чтобы туристы тоже смогли получить опыт непосредственного с ними общения. Берем охапку сена — люцерны из приготовленного в кормушке и, заманивая, выводим животных поближе к дорожке. Трюк работал весь день, благодарности посетителей вообще не было предела, особенно, когда и им удавалось покормить кенгуру сеном, они его любят гораздо больше, чем сухой корм.
Но без Лиз трюк не проходил. Со знанием дела я принялась выманивать кенгуру, раздавая сено в следующую смену, и опять нарвалась на неприятности. Коллега пожаловалась руководителю смены и он (в этот раз это был мужчина) посоветовал мне этого не делать, потому, что «животные сено едят ночью, когда вокруг нет туристов с сухим кормом». Сумев почувствовать мой, пока еще свежий, энтузиазм, руководитель смены предложил мне «резать бамбук» (серьезно вполне) . В заповеднике собирались уничтожить все неэндимичные для континента растения, чтобы создать как можно более австралийский вид, и бамбук посреди загона, несмотря на то, что никакого вреда не приносил, а очень даже нравился местным обитателям, уже был занесен в «черный список». Снизу куста кенгуру обглодали все листья, а вот наверху их было в изобилии.
Работа пошла. Стащила из дома большие ножницы, и резала ими бамбук, чтобы потом раздать туристам и другим волонтерам, целыми сменами. Видимо, других таких инициативных не находилось, и меня ждали специально, интересовались, когда я приду в следующий раз. Кенгуру меня тоже держали за свою. Вот только родной кот отказывался признавать, когда, набегавшись в заповеднике, я возвращалась домой. Кот, зачуяв меня, начинал истошно орать и поджидал за углом, чтобы как следует вцепиться в ноги. Видимо, я начинала пахнуть, как кенгуру, хотя сама запаха абсолютно не чувствовала. За занятиями кенгуру и бамбуком прошло два или три месяца, стали появляться вакансии в более привлекательных волонтерских рядах «дикой природы», многие мои хорошие знакомые стали уходить туда, да и мне резка бамбука стала, честно говоря, надоедать, несмотря на неугасающие симпатии к кенгуру. Как только в рядах новых волонтеров появился молодой человек, студент, рассказала ему о роли бамбуковых зарослей в жизни кенгуру и туристов. Он меня понял, а я осторожно вышла из числа волонтеров, уж больно далеко стало ездить, да и кот за мной очень соскучился.
