В 2013 году в Малой серии ЖЗЛ издательства «Молодая гвардия» вышла биография М. Ю. Лермонтова . Она написана известным литературным критиком Владимиром Бондаренко. Сегодня мы, с любезного разрешения автора, публикуем отрывки из этой книги.
Один из моих любимых современных поэтов, Глеб Горбовский пишет о Михаиле Лермонтове:
…Мать-Россия, сколь много в веках твоих зла,
сколько в душах холодных – гнетущего пыла!
…Небывалого миру птенца родила,
а когда он до неба поднялся, – убила…
И на самом деле, из великих русских поэтов нет ни у кого более жестокой и безжалостной судьбы, как у нашего национального гения Михаила Юрьевича Лермонтова. И почему наша родина так сурова к своим сыновьям? Какое-то роковое предчувствие с самого рождения тянулось над ним.
Ему неуютно было и при жизни, и после трагической кончины. Казалось бы, России дан был как небесный дар столь яркий поэтический гений. Если он уже к 26 годам успел создать столь много гениальных творений, сколько же он написал бы к 40 годам, к 60 годам? Многие исследователи, завороженные его мистикой, писали и пишут о предчувствии скорой смерти, об осознанной кратковременности его земного бытия. Да, поэт часто писал об уготованной гибели. Но столь же часто он писал и о жажде жизни. Его литературные планы были сверстаны на десятилетия вперед.
Более того, поразительно, что в самых кровопролитных сражениях, как на реке Валерик, пуля и штык обходили его стороной. Он уже сам казался себе неуязвимым. И на дуэль со своим героем Грушницким (в роли которого выступил Мартынов) смотрел, как на литературную игру. Мол, хватит того, что я его убил в своем романе, а в жизни стрелять в него не буду, пусть живет. Только Грушницкий думал иначе. Лермонтов и на свои столкновения и конфликты с сослуживцами, с командирами, с высшим светом смотрел с иронией. Не умел ненавидеть всерьез. Острил, иногда едко насмехался , писал колкие стихи и рисовал карикатуры, но делал это беззлобно. В ответ на него и жизнь, и близкая родня, и многие друзья и сотоварищи, и высшее начальство, вплоть до самого императора Николая Первого обрушивали лавины гнева и жестокосердия. Так продолжалось и спустя десятилетия, столетия, вплоть до наших дней.
Близкими, казалось бы, людьми уничтожались рукописи и рисунки поэта. Дом, где он родился, прямо у Красных ворот, снесли, в годы перестройки первым делом переименовали метро «Лермонтовская». При этом оставили и «Площадь революции» и «Бауманскую» и даже станцию имени цареубийцы Войковскую (переименовали гораздо позже). Кто же из больших людей за этим стоял? Кто был инициатором этого злодеяния? За что же унизили гениального русского поэта? Я предлагаю написать Воззвание к властям Москвы, собрать подписи сотен самых великих ученых, писателей, художников, музыкантов, политиков и заставить хотя бы к 200-летию со дня рождения поэта в 2014 году вернуть название метро «Лермонтовская».
Это «забывание» Лермонтова стало уже как бы привычным делом. В лермонтоведении появилась мода на полное оправдание Николая Мартынова. Во всем убийца был прав, да и кто такой был этот нахальный офицеришка Лермонтов? Никто и знать не знал никаких его стихов. Почитайте книги Очмана или Захарова, мэтров лермонтоведения и подивитесь их восхвалениям Мартынова. Во-первых, по поводу того, что в 1841-м году никто и знать не знал гениального русского поэта Михаила Лермонтова, я просто обращу внимание читателей, что вся литературная русская критика тех времен, самых разных направлений, от Виссариона Белинского до Фаддея Булгарина , во всех литературных журналах писала о лермонтовских шедеврах, непрерывно велись дискуссии, он был центром литературной жизни России.
Государь знал, главный жандарм Бенкендорф знал, генерал Ермолов знал, Шевырев и Бурачок, Белинский и Булгарин, все ведущие литературные критики и публицисты России, славянофилы и западники, непрерывно обсуждали его творчество, поражались его прозрениям, а вот светское окружение, придворные дамы, даже его многие приятели не знали ничего о великом даре поэта, и не догадывались о бессмертии его стихов, его прозы. А ведь, всё лучшее было к тому времени уже опубликовано. Приведу несколько высказываний достаточно близких ему людей. К примеру, Александр Арнольди, служивший вместе с поэтом в 1838 году в Новгороде, затем общавшийся с ним уже перед гибелью поэта в Пятигорске, заявлял: «Мы не обращали на Лермонтова никакого внимания, и никто из нас и нашего круга не считал Лермонтова настоящим поэтом, выдающимся человеком…» На Лермонтова натравливали осознанно то молодого офицера Лисаневича, то кого-нибудь еще, того же Мартынова. Лисаневич, отказался, заявив: «Чтобы у меня поднялась рука на такого человека!» Даже еще один, вроде бы товарищ Лермонтова, князь Васильчиков на вопрос Висковатова « А были ли подстрекатели у Мартынова?» – отвечает – «Может быть, и были, мне было 22 года, и все мы тогда не сознавали, что такое Лермонтов. Для всех нас он был офицер-товарищ, умный и добрый, писавший прекрасные стихи и рисовавший удачные карикатуры…» Может, и на самом деле, никто не понимал, кроме столичных литературных критиков и русских писателей, кем уже тогда, при жизни, был Михаил Лермонтов? Почему же сразу после смерти, в том же Пятигорске в июле 1841 года тот же князь Васильчиков писал своему другу: «Жаль его! Отчего люди, которые бы могли жить с пользой, а может быть, и с славой, Пушкин, Лермонтов, умирают рано, между тем как на свете столько беспутных и негодных людей доживают до благополучной старости…» Значит, понимали, кто убит, но помалкивали.
На мой взгляд, со своим вольнолюбием и презрением ко всей этой светской черни, Михаил Юрьевич Лермонтов, задолго до французских поэтов Бодлера, Верлена или Рембо, стал у нас в России «проклятым поэтом». Ненавидевший и презиравший окружающих его светских пошляков, гением своим и шотландским родовым мистицизмом обреченный на постоянное одиночество. Кого-то он, не стесняясь, проклинал, многие его открыто проклинали, и при жизни, и после смерти. По своим взглядам жизненным , он был скорее, убежденным консерватором и монархистом, но с юных лет, по какому-то роковому жребию , он был носителем самых революционных перемен.
Вырывая из контекста его строчки, его широко использовали в своих целях монархисты и революционеры, анархисты и реакционеры, националисты и русофобы. В целом же, поэт не принадлежал никому, даже не принадлежал сам себе. С юных лет, я убежден в этом, им управляла некая надмирная космическая звездная сила. Он сам всю жизнь боролся с ней, то побеждая, то отступая.
Уже при жизни были опубликованы или широко ходили по рукам и «Демон», и «Герой нашего времени», и «Бородино», и «Ветка Палестины». Что еще нужно этому обществу, чтобы оценить гений своего современника? Не желали видеть, ибо – завидовали. Да, ему, может быть, было в чем покаяться перед Богом. Немало написал еретических превосходных стихов. Но с другой стороны, никто из самых воцерковленных русских поэтов не написал таких православных христианских стихов. Что может быть выше:
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Не случайно Константин Леонтьев писал в своих письмах о христианских мотивах в русской поэзии: «У Кольцова, у Пушкина их много, но у Лермонтова больше всех».
В Михаиле Лермонтове поражает какое-то сочетание твердой мужской силы, неприкрытой отваги, смелости, и наивного чувства маленького ребенка, который еще верит в чудо, еще не боится ничего, ибо знает, ничего плохого не будет. В литературе Лермонтов убил своего героя Грушницкого без всякой жалости, в жизни он не стал в него стрелять, мол, пусть живет, дурак. А тот его, беззащитного, и пристрелил. И не какой-то там варяг, чужеземец, который не мог понять нашей славы. Свой же, русский офицер, умеющий ценить поэзию, сам пописывающий и люто завидующий моцартианской легкости лермонтовского гения. А он жил, шутя, легко и весело, он весь отдавался и гению своему, и капризам своим. Он не боялся мира, он более переживал свои внутренние состояния, ища пути к гармонии.
Зачем же с рождения навязывать ему лишние тяжести бытия. Зачем все эти сплетни, слухи, зачем делать из него злодея? Или вечно не хватает всем недоброжелателям в нем какой-то российской слякоти? Неужто и впрямь чувствуют неизбывную кельтскую шотландскую гордость и тягу к независимости, к вольности, чего в русском человеке быть не должно? Не случайно он и погиб-то рядом с «шотландкой», поселением, основанным под Пятигорском выходцами из Шотландии.
Но, опять же, с другой стороны, более русского по стихам, по выражению своей русскости, в русской поэзии девятнадцатого века не найти. Он и был предвестником Сергея Есенина. С какой детской наивностью он утверждает в стихотворении «Смерть поэта», что русский человек не смог бы поднять руку на русского гения, даже, если бы тот был не прав. «Не мог понять он нашей славы…». Увы, русская дворянская рука его и убила.
Прав был Лев Толстой, когда высказался о Лермонтове, что «если бы этот мальчик остался жив, не нужны были ни я, ни Достоевский».
Погибнув на бессмысленной дуэли, Михаил Лермонтов сразу же ушел в бессмертие.
