Сделав такое громкое заявление, я должен указать, какие именно параллели пересекаются. Указываю: одна параллель на 32-м градусе южной широты проходит через посёлок Баджи (Budgee) Центрально-Западного района Нового Южного Уэльса, другая — на 56-м градусе северной широты проходит через деревню Снегири Истринского района Московской области.
В первом случае, на берегу Каменной речки (Stoney Creek) трое горе-искателей золота Дэйв Риган, Джим Бентли и Энди Пэйдж пытались удрать от пса Томми, догонявшего их со взрывчаткой в зубах. Во втором — трое горе-рыбаков Бывалый, Трус и Балбес на берегу реки Истра также пытались удрать от пса Барбоса, догонявшего их со взрывчаткой в зубах. Погоня в обоих случаях завершилась взрывом одинаковой мощности...
Почему австралийский случай первый, а российский — второй? Потому что произошедшее на Каменной речке описано Генри Лоусоном ровно на шестьдесят лет раньше, чем Леонид Гайдай снял на Истре фильм «Пёс Барбос и необычный кросс».
Юмореска Лоусона «Заряжённый пёс» увидела свет в 1901-м и появилась на русском языке в 1954-м. Вполне возможно, что Гайдай читал её до постановки своего фильма в 1961-м. Так это или нет не знаю, но сходство многих деталей в комическом кроссе героев юморески и фильма поражает.
В истории масса случаев параллельных открытий и изображений одного и того же явления разными авторами. Посмотрите ещё раз фильм Гайдая (10 минут), прочтите рассказ Лоусона (10 минут) и убедитесь: мы имеем тот самый случай неэвклидовой геометрии, когда параллели, проходящие через Австралию и Россию, пересеклись...
Генри Лоусон. Заряжённый пёс
(перевод Якова Смагаринского с сокращениями)
Дэйв Риган, Джим Бентли и Энди Пэйдж копали шурф у Каменной Речки в поисках богатой золотоносной жилы, находившейся где-то рядом. Богатая жила всегда находится рядом, вопрос только в том, десять или несколько сотен футов до неё от поверхности и в каком направлении. Они наткнулись на многообещающую породу и воду, что вселяло надежду. Применяли они старомодную взрывчатку замедленного действия — самодельный пакет в виде сосиски из плотного брезента, заполненного порохом с пришитым к нему концом бикфордова шнура. Они окунали такое устройство в расплавленный жир, чтобы оно стало водонепроницаемым, делали как можно суше углубление в шурфе, опускали туда свой пакет, присыпая его сухой пылью, глиной и битым кирпичом, затем поджигали шнур, выскакивали из ямы и ждали. Результатом обычно была уродливая выбоина на дне шурфа и половина тачки сколотых камней.
В речке было полно рыбы. Старатели обожали есть рыбу, а Энди и Дэйв — её удить. Энди, так тот рыбачил бы по три часа подряд без перерыва, если бы клевало хотя бы изредка, ну, не реже, чем раз в двадцать минут. Мясник всегда был готов обменять мясо на рыбу, когда они вылавливали больше, чем могли съесть. Но сейчас была зима, рыба не клевала, речка обмелела, превратившись в цепь малых прудов объёмом в несколько вёдер и крупных бассейнов глубиной в шесть-семь футов. Добывать рыбу можно было, основательно замутив воду, чтобы она сама всплыла на поверхность, но среди рыб было много сомов с большими острыми шипами, торчащими по обе стороны головы. Энди снял башмаки, закатал штаны, вошёл в пруд, чтобы замутить воду и получил хорошее представление об анатомии сома. Дэйв схватил одного руками и тоже познакомился с рыбой поближе: сом проколол ему ладонь, рука опухла, боль — признавался он позже — пошла вверх, в плечо, опустилась в желудок и не давала ему спать две ночи.
У Дэйва возникла идея. «Почему бы нам не оглушить рыбу в большом бассейне хорошей взрывчаткой? — заявил он. — Нужно подумать!» И он придумал одну штуку, а Энди Пэйдж её смастерил. Энди всегда претворял идеи Дэйва в практику или принимал на себя вину и насмешки друзей, если ничего путного из затеи не выходило. Он смастерил картридж размером в три раза больше тех сосисок, что они использовали для взрыва породы. Джим Бентли заметил, что такой шашкой можно отделить речку от её дна. Порох был засыпан в толстый коленкор, Энди всунул туда конец шестифутового запального шнура, затянул пакет бечёвкой и погрузил его в расплавленный пчелиный воск. «Нам нужно будет подержать его в речке подольше, —казал Дэйв, — чтобы дать время испуганным и разбежавшимся рыбам успокоиться и вернуться назад». Для увеличения силы взрыва Энди, по совету Дэйва, обернул устройство в кусок парусины, из которой они делали мешки для воды, и проложил ещё несколько слоёв хорошо просушенной на солнце плотной коричневой бумаги — это уже для эффекта фейерверка. Поверх он сшил чехол и обвязал всё от конца до конца толстой леской. Картридж был теперь жёстким и твёрдым — настоящая бомба! Энди погрузил его в расплавленный жир, осторожно облокотил на палатный колышек, обмотал запальным шнуром и пошёл к костру готовить обед. Дэйв и Джим в это утро были на смене.
У них был большой чёрный молодой пёс ретривер или, скорее, переросший щенок, глупый четырёхфутовый приятель, всегда слюнявивший всё вокруг них и обметающий их ноги тяжёлым хвостом, гибким, как кнут. Большую часть его головы составлял красный, идиотский, мокрый оскал признательности своей собственной глупости. Он, казалось, принимал жизнь, мир, двуногих друзей и свой собственный инстинкт как большую шутку. Он приносил назад почти весь лагерный мусор, который выбрасывал Энди. У них была кошка, которая умерла в жаркую погоду. Энди выбросил её далеко в кустарник. Через неделю, или около того, ранним утром пёс нашёл кошку, притащил в лагерь и положил её внутри палатки прямо у выхода, где она будет замечена сразу же, как только обитатели встанут и начнут подозрительно принюхиваться в тошнотворно удушающей атмосфере начинающегося летнего дня...
Когда они шли купаться, он прыгал за ними в речку, хватал за руки, пытаясь вытащить их из воды, царапал лапами их голые тела. Они любили его за добросердечность и глупость, но, когда хотели насладиться купанием, привязывали его в лагере.
Всё утро пёс с большим интересом смотрел, как Энди возился с картриджем, всячески мешал ему, пытаясь помочь, но к полудню он отправился к шурфу, чтобы узнать, как дела у Дэйва и Джима и вернуться с ними к обеду. Энди, увидев их, поставил на огонь сковороду, полную бараньих котлет.
В тот день Энди был поваром. Дэйв и Джим стояли спиной к костру, как обычно стоят старатели при любой погоде, ожидая пока обед будет готов. Ретривер сосредоточенно обнюхивал всё вокруг, будто потерял что.
Мозг Энди продолжал работать над взрывным устройством, на глаза ему попалась пустая банка из-под керосина и у него мелькнула мысль, что если сделанный взрыватель поместить в такую банку вместе с песком, глиной или камнями, то взрыв будет мощнее. Он повернулся к Дэйву поделиться пришедшей мыслью в тот момент, когда Дэйв, оглянувшись на сковороду, резко отпрянул от костра и бросился наутёк. Джим Бентли тоже обернулся и тут же устремился вслед за Дэйвом. Энди с изумлением смотрел на обоих.
«Беги, Энди! Беги! — закричали они ему. — Беги-и-и-и!!! Посмотри назад, балбес!» Энди медленно обернулся... Прямо за ним с широченной и глупейшей улыбкой стоял ретривер с картриджем в зубах. Но это было ещё не всё: видимо, когда пёс обегал костёр, мотающийся свободный конец запального шнура попал на горящие поленья и воспламенился... Утром Энди тщательно расщепил и распушил этот конец и теперь он очень хорошо шипел и плевался искрами.
Ноги Энди сработали раньше, чем его мозг, он бросился за Дэйвом и Джимом. Пёс — за ним. Дэйв и Джим были хорошими бегунами на короткую дистанцию. Тяжёлый Энди уступал им в скорости, но зато мог бежать дольше. Собака прыгала вокруг него с восторгом, полагая, что нашла компаньона, с которым можно порезвиться. Дэйв и Джим орали: «Не беги за нами!.. Не беги за нами, балбес!» Но Энди продолжал следовать за ними, как бы они ни петляли.
Они не лучше собаки могли бы объяснить, почему следовали друг за другом по пятам, но бежали они именно так: Дэйв за Джимом со всеми его резкими поворотами, Энди — за Дэйвом и пёс, описывая окружности вокруг Энди; бикфордов шнур болтался в воздухе, шипел, разбрасывая брызги и запах гари во всех направлениях. Джим орал на Дэйва, чтобы он бежал в другую сторону, Дэйв — на Энди, чтобы он сменил направление, а тот рычал на собаку и командовал ей, чтобы она шла домой. Затем мозг Энди, стимулированный кризисом, начал работать. Он попытался пнуть пса на бегу, но пёс увильнул от удара; он останавливался, хватал с земли палку или камень, швырял в собаку и продолжал бежать дальше.
Ретривер понял, что допустил ошибку в отношении Энди, оставил его и погнался за Дэйвом. Дэйв, не совсем утративший присутствие духа, сообразил, что до полного сгорания шнура ещё есть какое-то время; он прыгнул на пса, изловчившись, схватил его за хвост, подтянул к себе, вырвал взрывчатку из пасти и забросил её изо всех сил, как можно дальше. Собака немедленно бросилась за ней и принесла её назад. Дэйв разразился отчаянными ругательствами. Собака, видя, что чем-то обидела Дэйва, оставила его и побежала за Джимом, который был далеко впереди. Джим ринулся к ближайшему дереву и вскарабкался на него со скоростью медведя. Но дерево оказалось молодым — он не смог подняться выше, чем на десять-двенадцать футов от земли. Пёс осторожно положил свою ношу у основания дерева, стал радостно прыгать и лаять под Джимом. Большой щенок считал, что он участвует в игре и именно Джим — его настоящий партнёр. Шнур грозно шипел, будто горел со скоростью миля в минуту. Джим попытался залезть повыше, дерево согнулось и треснуло, он упал на ноги и побежал. Пёс подхватил пакет и — за ним. Всё это заняло несколько мгновений. Джим кинулся к выкопанной кем-то яме глубиной около десяти футов, прыгнул внутрь прямо в грязь на дне и посчитал себя в безопасности. На момент собака остановилась на краю ямы, насмешливо глядя вниз, как бы прикидывая, насколько забавно будет опустить туда заряд. «Уходи, Томми, — сказал Джим слабым голосом, — уходи!»
Собака направилась в сторону Дэйва, который сейчас был единственным на виду, так как Энди спрятался за бревном, где тихо лежал лицом к земле в полной прострации.
Недалеко от прииска, на главной дороге у речки, стоял небольшой трактир. Дэйв был в отчаянии, время в его мозгу летело с бешенной скоростью. Он не нашёл ничего лучшего, чем повернуть в трактир. На веранде и в баре было несколько старателей. Дэйв заскочил в бар, захлопнув за собой дверь. «Моя собака... — задыхаясь произнёс он под изумлённым взглядом трактирщика, — мой безмозглый ретривер... у него в зубах зажженная шашка!»
Ретривер, найдя переднюю дверь запертой, обежал вокруг, обнаружил вход через задний двор и стоял теперь, улыбаясь, в дверном проёме со взрывателем во рту, громко шипящим и разбрасывающим искры. Все повыскакивали из бара. Томми кинулся сначала за одним, потом за другим: молодой пёс готов был поиграть с каждым.
Посетители разбежались в разные стороны, некоторые запёрлись в конюшне. На заднем дворе находилась только что построенная на сваях кухня-прачечная, в которой несколько женщин стирали бельё. Дэйв и трактирщик влетели туда и захлопнули за собой дверь, трактирщик ругал Дэйва, обзывая его полным идиотом и желая знать, какого чёрта он сюда явился.
Ретривер забежал под кухню между свай и, к счастью для всех, кто был наверху, увидел там ещё одну собаку, отвратительного жёлтого кобеля — мерзкое, подлое, злобное и драчливое существо, которое уже много лет соседи пытались пристрелить или отравить. Томми сразу оценил опасность — у него уже был печальный опыт встречи с этой собакой — он поспешил наружу и, не выпуская заряда изо рта, понёсся по двору к ограде. На середине двора жёлтый монгрел настиг и цапнул его. Томми выронил пакет, издал ужасающий визг и бросился в сторону леса. Жёлтый дьявол преследовал его до самого забора, затем побежал назад посмотреть, что же Томми выронил.
Около дюжины разных собак выползло из всех углов, подвалов и кустов. Они окружили нахала, но соблюдали почтительную дистанцию, понимая, насколько опасно приближение к зловредному псу в момент, когда тот нашёл что-то, что может послужить пищей.
А тот обнюхал картридж два раза и собирался обнюхать в третий, когда... О, это был очень хороший порох свежего поступления. Дэйв недавно привёз его из Сиднея, и бомба была сделана на славу. Энди был терпеливым и кропотливым во всём, что бы он ни мастерил...
Старатели рассказывали, что кухня высоко взлетела и опустилась на сваи. Когда дым и пыль рассеялись, останки жёлтого пса валялись в конце двора у забора. Несколько верховых лошадей, которые были привязаны у веранды, скакали диким галопом в клубах пыли с развевающимися порванными вожжами. Со всех сторон раздавался собачий вой, две собаки ринулись в места, где они родились — в тридцати милях отсюда, достигли их этой же ночью и остались там. Остальные только вечером осторожно вернулись — навести справки. Почти все они в той или иной степени обгорели, одна пыталась ковылять на двух лапах, другая, потерявшая глаз собака, что во время инцидента находилась ближе всех к желтому псу, ещё много лет после этого не могла выносить запаха нечищенного ружья. Если, бывало, кто-нибудь подкрадывался к ней с незрячей стороны и подсовывал ей под нос грязный шомпол, она, не поворачивая головы для уточнения, моментально бросалась в лес и проводила там всю ночь.
За конюшней в течение получаса после взрыва несколько старателей катались со смеху в пыли. Две белые женщины в доме были в истерике, а одна метиска бесцельно металась вокруг с ковшом холодной воды. Трактирщик вцепился в жену и в промежутках между её взвизгиваниями грозил: «Замолчи, Мэри, а то я вышибу дух из тебя!»
Позднее, когда всё несколько улеглось, Дэйв решил извиниться. Появился и Томми, виновник всего происшедшего, большой, глупый бастард, и, слюнявя Дэйва и обмахивая его ноги хвостом, последовал за ним назад в лагерь, улыбаясь своей широченной красной улыбкой добродушия. Энди надёжно посадил его на цепь, прежде чем пойти заново нажарить котлет, пока Дэйв отлучился, чтобы помочь Джиму выбраться из ямы.
Ещё долгое время после этого события какой-нибудь всадник, медленно проезжая мимо лагеря Дэйва, нарочито гнусавя, кричал ему: «Эл-ло-у, Дэ-й-эв! Как рыбалка идёт, Дэ-й-эв?»
