Прочитав статью воспоминаний Константина Дроздовского о Маньчжурии, я невольно погрузилась в “подвал” своей памяти. Я ведь тоже маньчжурка, и я тоже была очевидцем ужасных и жестоких сцен издевательств над невинными жертвами нового строя.
Тему Костиного трогательного рассказа о запустевшем кладбище я постараюсь продолжить, “вырывая” листок из книги моей жизни.
В 1997 году мне удалось снова побывать на моей родине. Я приехала с небольшой группой сиднейцев, которые отправлялись в поездку в Китай вместе с нашим Владыкой Иларионом. Меня тогда особо хотелось побывать в городе Маньчжурия, где я родилась, и где родился мой отец. А Владыка Иларион надеялся узнать в Маньчжурии о судьбе мощей Св. Ионы Ханькоуского. Станция Маньчжурия на КВЖД появилась в начале прошлого века в китайском районе Внутренняя Монголия, недалеко от границы с Россией. Позже станция разрослась и превратилась в город.
Нам очень повезло с переводчиком, с нами ехал друг Владыки по имени Jeremy, который свободно говорил по-китайски (оба диалекта). Поговорив с местными жителями, мы узнали, что Св. Иннокентиевский храм не был взорван (как ходили слухи), а был просто-напросто разобран на составные части. Зачем же мол уничтожать такое ценное скопление строительного материала? Все, до мелких кирпичей было использовано на местных постройках. Епископ Иона был захоронен в храме, а моя баба Катя - неподалеку на кладбище, в церковной ограде. Теперь там находится школа и угольный склад, и об останках Св. Ионы Ханькоуского, к сожалению, ничего не удалось выяснить.
Проходили мы по 3-й улице, и я искала наш дом Ганиных. Манчьжурия, как я помнила ее, в корне изменилась. Уже не скачут лихо монголы по улицам, уже исчезли палисадники у домов. В городе светофоры, автомобильное движение, многоэтажные дома и торговые центры. Я узнала наш дом по одной примете. На открытых окнах этого дома были голубые граненые хрустальные ручки. Это внезапно пробудило детское воспоминание о том, как прыгали веселые сверкающие “зайчики” по стенам и потолку комнаты, когда на грани ручек падал солнечный луч.
С помощью нашего переводчика Jeremy нам удалось поговорить с китайцами - жильцами. Территория ганинского подворья теперь была застроена многими домами. Нашлись старожилы, которые хорошо помнили дедушку, маму и даже меня (т.е. “куню”)... А особенно помнили моего отца, Федора Ганина, как хорошего и справедливого хозяина. Нет слов выразить, как мне было отрадно это слышать.
Помню, что в просторном ганинском доме в Маньчжурии была библиотека деда с томами книг от классиков и до медицины. Сыновья деда получили дальнейшее образование за границей. Старший сын Иван поехал для обучения в Америку, а Федор (мой отец) и Михаил продолжали свое образование в Японии. Дочери Евдокия, Мария и Анна прошли дальнейшее обучение в Харбине.
Отец был одним из местных меценатов, которые поддерживали благотворительную работу епископа Ионы, основавшего в г. Маньчжурия богадельню, детский сиротский приют, училище с бесплатным обучением ремеслу, а также бесплатную столовую и амбулаторию для беднейшего населения города. Монголы и китайцы уважали отца и обращались за советом по пастбищам стад овец и табунов коней. Наравне с монголами, он успешно участвовал в их “джигитских” состязаниях и скачках, играл с ними в поло. Приятно, что память о его делах сохранилась.
Нашей группе был предоставлен очень симпатичный таксист по имени Гоша Лапардин, китаец с русскими корнями. Он повез нас на пустырь за городом, место разоренного русского кладбища. Чугунные ограды, мраморные и гранитные надгробные плиты были безжалостно выкорчеваны в эпоху “культурной революции” китайцами “нового поколения”, оставив лишь холмики да непригодные деревянные кресты и надписи. Пробежав по диагонали предела разрушенного кладбища, где, я помнила, были наши семейные могилы, и почти потеряв надежду найти их, я наткнулась на гранитный столб, часть памятника с именем моей бабушки Ирины Федоровны Ганиной!.. Этот столб уцелел потому, что он оказался непригодным разорителям, а мне он указал на место, которое я искала, приехав из далекой Австралии.
Могила моего папы была рядом с его матерью, Ириной Федоровной. Владыка Иларион и Костя Савченко подняли бабушкин тяжелый памятник, и среди могильных бугорков наш Владыка отслужил панихиду о всех православных тут захороненных. Мне было грустно и в то же время я была благодарна, что удалось помолиться на могилах моих родных.
Тут же, неподалеку, по дороге ехал на телеге китаец; из любопытства он подъехал к нам и спросил, что мы делаем здесь. Оказалось, что он знал моего папу…. Как тесен мир!
Мои родные покоятся на далекой чужой земле, но мы верим, что они не умерли душою, а живут, и Бог Сам свидетель, что они живы (Толкование на Лк.20:38 Св. Иоаном Кронштадтским).
Костя Дроздовский рассказал, что к бабушкиному памятнику китайцы все-таки отнеслись с уважением и он находится во дворе районного музея города. Я очень этому рада!
Костя также упоминает, что семьи Ялама и Ганиных были хорошо известны в Маньчжурии. К тому же, я отлично помню, что наша семья и семья Сократа Ялама были очень добрыми знакомыми. Сократ был великолепным кондитером и по обычаю, на Нинин день, т.е. именины моей мамы, он баловал нас самым красивым и вкуснейшим тортом собственного приготовления.
А с Костей Ялама я училась в одном классе в начальной школе, еще до нашего переезда в Харбин; он меня дразнил, дергал за косы, а зимой обсыпал снежками. Милое беспечное детство.
Кстати, пришло на ум четверостишье:
Всему на свете есть предел:
Любви, и счастью, и страданию.
Лишь одному воспоминанию
Бог долговечность дать велел…
Татьяна Чапман (Ганина), Сидней
