Professor Alexander Samarin is well known to the old Russian emigration in Brisbane and Sydney.
Родился Александр в 1935 году в Харбине, в семье выпускника Харбинского политехнического института. Александр закончил школу и также начал учиться в ХПИ, а заканчивал учебу уже в Австралии, получив магистерскую, а затем и докторскую степень в университете НЮУ. В 1988 году Самарин был избран действительным членом Австралийской академии технологических и инженерных наук. Специалист в области технических и точных наук, он, ученый-энциклопедист, не раз выступал и со статьями о русском языке, с философскими концепциями изучения времени и пространства. Последнее время он реже появляется в русском обществе. Мы решили узнать, как идут его дела и чем он увлекается сегодня.
Побеседовать с Александром Юрьевичем мы пришли в его дом, расположенный в районе Rhodes, на полуострове, который огибает река Парраматта. Дом, построенный Александром для когда-то большой семьи, сегодня обступили многоэтажные здания, вытесняя из старого сиднейского района последние, оставшиеся здесь частные дома и вместе с ними дух послевоенного времени, австралийскую мечту о своем доме на большом участке земли.
— Александр Юрьевич, я знаю, что вы почетный профессор в университете UTS.
— Я читал лекции в нескольких университетах, но завершал свою работу в UTS. Слово почетный звучит красиво, но означает, что я уже не в штате и если участвую в университетских научных делах, то на положении бесплатного консультанта.
— Прожито уже немало, давайте вспомним историю вашей семьи.
— Мой дед был купцом в Забайкалье, у него были также золотые прииски в Чите. Еще до революции он купил в Харбине москательный магазин (для нынешнего поколения этот термин уже нужно пояснять — москательный магазин торговал лаками, красками, техническими маслами. Ред.). Когда во время гражданской войны коммунисты стали подходить к Чите, семья переехала в Харбин, отцу тогда было 7 лет. Все, что было у них в России, они потеряли. Отец закончил Харбинский политехнический институт и поступил работать к Чурину, это была большая торговая фирма, его магазины были расположены по всему Китаю. В 1932 году в Маньчжурию пришли японцы, но фирма Чурина продолжала работу.
Когда в 1945-м пришли советские войска, отец вначале оказал им большую помощь по хозяйственным вопросам. Магазины Чурина стали собственностью Советов, и они назначили администраторов, которые стали разворовывать имущество фирмы Чурина, вывозили товары вагонами. Отец пытался их остановить, и им, понятно, надо было его отстранить, убрать. Сначала они приписали ему сотрудничество с японцами, а позже, в 1951 году, когда мне было 16 лет, на улице был спровоцирован инцидент. Какой-то китаец столкнулся со мной и уронил бутылку с лекарствами, сзади шли двое полицейских и меня сразу забрали в Департамент общественной безопасности на Китайской улице. Там меня стали заставлять подписать бумагу, что мой отец участвует в антиправительственной деятельности. Я отказался, и меня посадили в специальную комнату-клетку в подвале, без окон, где находились 16 человек. В углу стояла параша. Я помню правила: сидеть все должны были на полу, прислонившись к стене, нельзя было ни с кем разговаривать и вставать, чтобы размять ноги, можно было только по одному человеку. Если кто-то нарушал правила, его наказывали, надевали наручники, если он нарушал опять, наручники надевали на руки за спиной.
Однажды, когда меня вызвали на очередной допрос в кабинет начальника, я вдруг увидел в окно, как на другой стороне улицы из школы выходят опрятно одетые ученицы. Я не мог поверить, что два кирпича стены отделяют нормальную мирную жизнь от такого ужаса, где я находился. Меня продержали примерно месяц, а потом отпустили. Через месяц арестовали отца и продержали в тюрьме четыре с половиной года. Его спасло то, что он был инженер и ему стали давать работу на каких-то объектах. К 1956 году отношения между Китаем и СССР испортились, китайцы перестали слушать советское консульство и отца выпустили «за неимением состава преступления».
Тогда всех убеждали ехать на целину, отец, мать, бабушка и сестра поехали. Я должен был ехать с ними, но не так давно женился и задержался. В это время сестра жены, которая была замужем за греком, получила визу и уехала в Австралию, оттуда стала приглашать и помогать нам приехать. Так, в 1957 году мы оказались в Брисбене. Мои документы об обучении в институте в Харбине были не признаны, и мне надо было найти какую-либо работу. После двух недель поисков я устроился кондуктором в трамвае. Тогда в Австралии были фунты, шиллинги и пенсы, и мне пришлось срочно переучиваться с десятичной системы, чтобы правильно брать плату и давать сдачу. Здесь пригодились мои знания математики, которую я преподавал в вечерней школе в Харбине во время учебы в институте. Тогда же, работая кондуктором, я хорошо выучил районы города по маршруту моего трамвая.
Я понимал, что нужно продолжать учиться. Поступил на вечерние курсы, выучился на инженера и получил работу в компании ReadyMix Concrete. Я стал в Брисбене главным инженером. В 1959 году меня перевели в Сидней. Параллельно с работой я поступил в Сиднейский университет и закончил на степень магистра и хотел продолжить учебу на степень доктора наук. Огромная строительная компания Boral купила ReadyMix, и я возглавил Центральную исследовательскую лабораторию этой компании. В лаборатории у меня работало около 40 сотрудников, а всего в Boral было несколько тысяч служащих. В это время я ездил в командировки по всему миру. Иногда удавалось поехать с женой, но очень жалею, что из-за работы я так мало времени уделял семье. У нас женой Марией уже был сын и две дочери.
В это время, в 1980 году, в Родезии в автомобильной катастрофе погиб мой сын, выпускник Сиднейского университета. Вскоре жена заболела раком, лечение длилось пять лет. После этого я смог вернуться к своему обучению и получил степень доктора в 1986 году. Вскоре меня пригласили читать лекции в Университете НЮУ, в Военной академии в Канберре, в Университете Воллонгонга и затем в UTS. Мы ездили к моим родителям в Новосибирск, когда они еще были живы. Отец работал инженером. Сейчас там живет моя сестра Елена, она на 8 лет меня моложе.
Через 20 лет у жены обнаружили метастазы, которые уже не смогли вылечить. Я был все время с ней. Перед смертью её соборовал митрополит Иларион. Мы прожили вместе 47 лет, и теперь мне кажется, что без неё я не вижу смысла жить. Спасают только дочери, внуки, правнуки и мое увлечение наукой.
Мы прожили вместе 47 лет, и теперь мне кажется, что без неё я не вижу смысла жить. Спасают только дочери, внуки, правнуки и мое увлечение наукой.
— Давайте вернемся к вашей научной работе.
— Я опубликовал за свою жизнь более 350 научных работ. Из оригинальных, которые до меня никто не делал и которые я особенно ценю — две, о том, что математика — это шестое чувство. И вторая о том, что время неподвижно, а все процессы протекают во времени, на эту идею меня подтолкнула работа «Пространство и время» Германа Минковского, учителя Альберта Эйнштейна. Подтверждения своему предположению я нашел в квантовой физике.
Говоря о русском языке, у меня есть статья «Слововдохновение и словоискажение». Русские писатели и поэты в прошлом создавали красивые новые русские слова, а последнее время в России заимствуют иностранные слова, которые уже существуют в русском языке.
Сейчас популярны разговоры об изменении климата, многие обеспокоены тем, что настанет потепление из-за парникового эффекта тепличных газов. Это, конечно, справедливое заключение. При этом лед на полюсах может растаять, поднять уровень мирового океана и некоторые острова в Тихом океане и даже, например, Голландию, в Европе, может затопить. Но я стал изучать работы исследователей о климате Земли. Оказалось, что за последние 650 тысяч лет наша планета претерпевала циклические ледниковые периоды, которые длились около 100 тысяч лет и межледниковые, которые продолжались примерно 10 тысяч лет. Эти климатические изменения объяснялись циклическим изменением орбиты Земли. Нужно отметить, что мы подходим к окончанию межледникового периода. Если этот закон соблюдается, то человечество может оказаться в ледниковом периоде, и выбросы тепличных газов не предотвратят этого. Но точно сказать, когда это наступит, нельзя. Может, через 100 лет, может, через тысячу. Но это предстоит человечеству, а наши запасы нефти, газа и угля истекают. Это серьезная проблема для будущего.
После смерти жены я стал интересоваться религиозно-философскими проблемами, вопросами жизни и смерти. Немало известных ученых признавали существование Бога. Люди, побывавшие в клинической смерти и которых вернули к жизни, отмечали, что наблюдали свое тело как бы со стороны. Мне хочется верить, что наша клиническая смерть не окончательная, и я еще смогу встретить своего сына и жену.
Беседовал Владимир КУЗЬМИН
