Школа — это моя первая любовь

---

Наша беседа с директором одной из лучших школ Сиднея James Ruse Agricultural в Карлингфорде Ларисой Трескиной состоялась в необычном месте — в лесном лагере русских скаутов на южной окраине Сиднея.

Во время школьных каникул Лариса сменила деловой костюм директора на форму скаут-мастера.

— Лариса, расскажите, сколько лет вы связаны со скаутами?
— Я была в скаутских отрядах с 12 лет. Прекрасно помню мой первый лагерь в Lilyfield, потом были другие, можно сказать, я выросла в скаутах. Когда стала старше — у меня был перерыв лет 10,связанный с учёбой, работой. А затем, когда уже мои дети — Катя и Николай пришли в свой первый лагерь, я вернулась. Сейчас детям уже 25 и 27 лет, но и они не разрывают своих связей со скаутами. Мой сын приезжал и работал с детьми в этом лагере. А у меня до сих пор много друзей, с которыми я познакомилась в скаутах. У нас в Кабраматтской дружине было три звена для вожатых «Белка», «Иволга» и «Пчелка». Я была вожаком «Белки», а потом смотрела за тремя звеньями. Позже Кабраматтская дружина соединилась со Стратфилдской.

— В лагере этого года примерно 50 детей. А сколько собиралось детей во времена вашего детства?
— Я думаю, около 200. Точно я не помню, но лагерь был больше, чем сейчас. Тогда у нашей молодёжи было не так много развлечений, телевизора и Интернета не было. Мы жили в районе Фейрфилд. Вскоре после нашего приезда в Австралию, папа помогал строить церковь, при которой была открыта русская школа, куда я ходила. Вот и все развлечения. Поэтому, когда скауты стали устраивать летний лагерь, мы с радостью туда ездили. Когда подросли, ходили на вечеринки в Русском клубе. В прошлом году, когда мы отмечали 100-летие русских скаутов, было очень приятно встретить многих своих друзей. С некоторыми мы общаемся чаще, других не встречали много лет. Если бы не скауты, то я бы, наверное, по-русски не разговаривала сейчас.

— А откуда вы приехали в Австралию.
— Родители приехали из Шанхая, через филиппинский лагерь Тубабао. Через неделю после прибытия туда я и родилась. И даже попала в историю — первый русский ребёнок, рождённый на Тубабао. Мы прожили там четыре месяца и затем приехали в Австралию. Папа, как и все приехавшие мужчины, должен был отрабатывать два года по контракту. Его послали в Вайалла, в Южную Австралию, а потом он работал на военной базе в Виктории.
Другие, например, мой дядя, рубил сахарный тростник в Квинсленде. А женщины с детьми и пожилыми оставались в лагере. Сначала это был Батхерст, а затем нас перевели в Гриту, в долине реки Хантер. Бабушка и дедушка купили куриную ферму в Фейрфилде, куда все вскоре собрались и прожили там 5 лет. Папа накопил немного денег и купил землю, на которой они с братом по выходным строили дом. Я помню, как меня брали с собой. Никаких построек на участке не было, и я сидела в машине с игрушечным мишкой и водой целый день и смотрела, как родители строили.
Через два года дом был готов, и оказалось, что у семьи не было за него никакого долга банку. В это трудно поверить в наше время. В каникулы и на выходные меня часто отвозили к бабушке. Она разговаривала со мной по-русски. По субботам я ходила в русскую школу, в воскресенье собирались скауты. Параллельно с русской жизнью, конечно, была австралийская. Мама рассказывала, как в первом классе я плакала, так как не понимала ни слова по-английски. Но прошло время, и я закончила первой ученицей школу Fairfield Girls и поступила в Сиднейский университет на факультет, где готовили учителей. Это оказалось профессией всей моей жизни.

— Где вы преподавали?
— В Сиднее, в разных школах. 11 лет я работала в Hills Sport High school, преподавала историю и английский, затем в Kingsgrove, после этого 3 года работала в университете Маквоури по повышению квалификации учителей. 10 лет я была директором школы в Burwood Girls. После этого получила повышение и заведовала в департаменте образования нашего штата 60 школами юго-западного Сиднея. Работа была интересная, но эмоционально непростая. В этих районах было много безработных и проблемных семей, и у школьников часто не хватало стремления к знаниям.
А три года назад я стала директором одной из лучших школ Сиднея — James Ruse. Это школа, куда принимают лучших на основании экзамена в шестом классе. По всему Сиднею 13 тысяч детей сдают экзамены на 3 тысячи мест в специальных (selective) школах. Самые сильные из выдержавших экзамен подают документы в нашу школу. У нас учатся 840 учеников начиная с 7 класса. И по результатам выпускных экзаменов (HSC) баллы учеников нашей школы самые высокие в штате. Средний уровень оценок у нас 99.4. К нам приходят дети, которые хотят учиться, а их родители, как правило, уделяют много внимания образованию детей. И это касается не только математики или химии. Многие из учеников играют на 2–3 музыкальных инструментах, поют, танцуют, участвуют в спектаклях. Каждый год школа ставит мюзикл, в котором участвуют 300 учеников. В школе есть и ученический оркестр, и музыкальный ансамбль, и скрипичный ансамбль, хорошие результаты в спорте. Те, кто нас не знает, думают, что в школе все только сидят над книгами, не вставая. Это не так.
В школе детей учат и милосердию. Так, деньги, собранные на школьных концертах, идут на благотворительные цели. Ученики оказывают помощь больным и пожилым людям, помогают вновь приехавшим иммигрантам учить английский язык. Эта внеклассная работа не только позволяет ученикам лучше узнать друг друга, подружиться, но и в целом поднять уровень школы, её стандарт.

— Как дорого учиться в школе?
— Это школа государственная, поэтому плата небольшая, как и в других подобных школах. Родители помогают школе на добровольных началах. Недавно школа отмечала 50-летие, и нужно было собрать средства для проведения праздника. 60 человек родителей пришли помочь — они лепили пельмени, жарили и продавали.

— Школа специализируется на точных науках?
— У наших учеников очень хорошие результаты по математике, но также хорошие результаты и по другим предметам. Они участвуют в международных олимпиадах по математике, информатике (ИТ), биологии, химии, физике, лингвистике, географии. Как правило, почти в каждой австралийской команде есть ученики из нашей школы. В прошлом году в австралийской команде ИТ на международной олимпиаде из четырёх участников — трое были из нашей школы. Кстати, один из них наш русский ученик, Женя Мартынов.
Ребята в школе замечательные. Но и учителям приходится немало работать. Дети интересуются не просто тем, что происходит в той или иной сфере науки, но и почему.

— Чтобы поступить в эту школу, дети проходят экзамен, а учителей тоже выбирают лучших?
— Нет, учителя экзамен не проходят. Но многие имеют большой опыт, работают долгие годы. Сейчас в школе среди учителей идёт смена поколений. На смену пожилым приходят молодые учителя. Нам приходится знакомить их с особенностями преподавания в такой школе.

— Сколько учеников в каждом классе?
— Так же как и в любой школе, 25–30 человек. На отдельных предметах, как, например, музыка, может быть меньше — 8–10 человек. В классах иностранных языков, а мы преподаём три языка — немецкий, французский и японский, также школьников не так много.

— Многие родители, приехавшие из России и впервые знакомящиеся с австралийской школой, особенно в младших классах, замечают, что здесь дети учатся по-другому, как будто играя, как в детском саду. В России заставляют детей учиться, задают много домашних заданий, программа построена на запоминании.
— Это не только в России, так было во всех странах раньше. Но сейчас во многих странах обучение в школах изменилось. Есть две теории — всех заставлять, и это даст всем средний уровень знаний. А второй подход — американский. При этом кто-то в школе отстаёт, и средний стандарт не очень высокий, но те из детей, кто хочет учиться, добиваются высоких результатов. Они учатся думать нестандартно, рождают новые идеи. Если посмотреть на изобретения в мире, то большинство патентов принадлежат Америке, а большинство рутинного производства в Индии и Китае. Хотя сейчас уже и Китай, и Индия изменили методы преподавания в школе. Они понимают, что один патент принесёт больше денег, чем просто строчить тысячи джинсов. Сейчас образование во многих странах меняется. Хотя, конечно, важно, чтобы и общий стандарт был довольно высоким, и дети знали основные положения из разных областей науки, но не менее важно, чтобы ученики могли думать, изобретать, рождать новые идеи, уметь их применять. И для этого нужно детей учить по-другому.
Поэтому родители из России, да и те, кто учился здесь 20–30 лет назад, замечают, что в школе сейчас учат по-другому. Во время Интернета, легко нажать кнопку и получить ответ на любой вопрос. Но самое главное — это знать, какие вопросы нужно спрашивать. По-новому встают вопросы этики, правильно ли делать то или иное в науке? Мы понимаем, что наши дети будут руководителями на передней линии, где бы они ни работали. Поэтому уделяем внимание выработке в них качеств лидера, чтобы они знали, как работать с людьми. Почему они хотят стать, скажем, доктором или учёным. Ученики выходят из школы с желанием внести свой вклад в развитие экономики и общества. А если просто заставлять учить какие-то даты и факты, то кого мы подготовим?

— В специальных (selective) школах учится довольно много детей иммигрантов. Мне кажется, многие родители детей, приехавших из Китая, Индии уделяют немало сил, стараясь выучить свои детей как можно лучше.
— В специальных школах могут учиться только дети граждан или постоянных жителей Австралии. В моей школе почти все ученики родились в Австралии и лишь 12% приехали в Австралию маленькими детьми. Многие из них выглядят как корейцы, китайцы или вьетнамцы, но они уже не говорят на языке своих предков. Они говорят и думают по-английски. По языку, по идеям, по интересам они уже австралийцы.
Я думаю, что в таких семьях традиционно дети до окончания школы в значительной степени слушают родителей. А в Австралии дети начинают отходить от семьи, начиная с ранних лет. Когда я работала в школе в Бервуде, дети 15–16 лет были довольно самостоятельными. А в этой школе дети, можно сказать, послушные. Кстати, многие из них посещают церковь — в основном, англиканскую. Есть также немного католиков, хинди, буддистов. Видимо, культура, традиции семьи и религия позволяют держать детей в семье до окончания школы. И только поступив в университет, они уделяют больше внимания друзьям и постепенно отходят от семьи. Процесс взросления у них как бы задерживается.

— В названии вашей школы James Ruse Agricultural есть слово сельскохозяйственная.
— Да, все ученики должны брать предмет сельское хозяйство. Хотя большинство выпускников не будут работать в сельском хозяйстве, но знания, полученные в школе, помогают им в областях, связанных с этим — в медицине, вопросах окружающей среды, изменения климата, качества воды, производства продуктов питания и так далее.
За время учёбы дети ухаживают за растениями и животными, которые есть на территории школы. У нас 90 апельсиновых и персиковых деревьев, есть куры, овцы, быки и коровы. У каждого ребёнка есть свой участок на огороде. Это очень хорошее дополнение к урокам в классе. Они узнают, чтобы картошка выросла, должно пройти определённое время. И ускорить это нельзя. Они понимают, что для всего есть своё время созревания, и нужно быть терпеливыми. Они узнают, когда созревают апельсины и персики. Дети приучаются к труду, не бояться запачкать руки. Это очень важно.

— Есть ли выпускники школы, которыми вы гордитесь?
— Каждый год у нас много очень талантливых выпускников. Мы гордимся нашими участниками международных олимпиад. В основном, выпускники нашей школы идут дальше учиться на медицинские и юридические факультеты университетов. Среди наших выпускников есть профессора в Оксфорде, Кембридже, конечно, и в Австралии. В 2008 году наш бывший выпускник Aravind Adiga получил главную литературную премию «Буккер» за своё произведение «Белый тигр».

— У вас на хорошем уровне сохранился русский язык.
— Во многом русскую культуру во мне зародила бабушка, мама с папой дома также разговаривали по-русски. Я ходила в русскую церковь, во многом помогли скауты. Мой папа, Никифор Семенович, довольно долго был директором Русского клуба в Стратфилде. Вспоминаю, что на сцене клуба проходили русские концерты, выступали артисты, школьники. Сейчас я каждую неделю встречаюсь со своими знакомыми, которые говорят по-русски. Я прислушиваюсь и узнаю новые слова и фразы. Стараюсь не забыть язык.
Многие русские дети очень быстро забывали русский язык. Видимо, либо родители не очень настаивали, либо дети не очень слушали их. Я этого не понимала. Мои дети закончили 12 лет русской школы. Они все понимают и могут читать, писать, хотя разговаривать сейчас им уже трудно. Ведь в семье мы говорим по-английски, так как мой муж не русский.

— Говорят, что работать с детьми с каждым годом все тяжелее.
— Я работала с разными детьми. В конце концов, это не их вина, что они плохо учатся. В каждом ребёнке можно найти хорошее и с каждым можно работать. И я старалась следовать этому принципу всю мою жизнь в школе. Когда я вернулась из департамента обратно в школу, я потеряла в зарплате, но я хотела работать с детьми, ведь школа это моя первая любовь.

— Сколько лет вы уже работаете в школе?
— Идёт уже сороковой год. Я не думала, что буду столько лет работать в школе, но оглядываясь назад, я вижу, скольких детей мы выучили, сколько удалось изменить в лучшую сторону, и я чувствую себя счастливой. И не собираюсь заканчивать, у меня ещё достаточно энергии.

Беседовал