В тихом пригороде столичной Канберры живет Димитрий Николаевич Вуич, человек, занимающий особое место в русской общине Австралии. С 1988 года он является редактором и издателем журнала «Предтеченский листок», работал в Совете российских соотечественников Столичной территории, много лет является представителем Российского дворянского собрания в Австралии и Новой Зеландии.
Всегда обязателен, подтянут, аккуратен, вежлив, он никогда не повышает голос. За этой деликатной простотой чувствуется большая и достойная родословная. Этот скромный человек не любит много рассказывать о себе. Несколько лет подряд я обращался к Димитрию Николаевичу с просьбой рассказать читателям «Единения» о своей интересной жизни. «Как-нибудь позже», — обычно говорил он, и все оттягивалось еще на год, до следующей встречи. В прошлом году ему исполнилось 85, и на встрече в День России Димитрий Николаевич пригласил меня приехать к нему домой и согласился вспомнить прошедшие годы, которые разделились в его жизни на две больших главы — европейскую и австралийскую.
На российской службе с 1752 года
В гостиной уютного дома на стенах портреты работы Николая Гущина, от которых невозможно оторвать взгляд. Одно время известный художник, картины которого приобретали музеи Парижа и Ниццы, жил на вилле семьи Вуичей в Монте-Карло, и картины — это память об этом периоде. На одном из портретов — мальчик в матроске с игрушечными солдатиками, глаза которого напомнили мне моего собеседника, на другом портрет его матери. Жена Димитрия Николаевича, Анна, принесла нам чай с лимоном, и мы начали разговор, который длился около двух часов, что, впрочем, неудивительно, ведь он охватывал больше 250 лет нашей российской истории.
Родом Димитрий Николаевич из сербских дворян, которые находились на службе дочери Петра I, императрицы Елизаветы Петровны, с 1752 года. В дворянском роде Вуичей немало известных людей, тесно связанных с наиболее яркими страницами российской истории, есть среди них и генерал-лейтенант Н. В. Вуич, участник Отечественной войны 1812 года, чей портрет находится в Эрмитаже в галерее военных героев. Отец Димитрия Николевича, участник Первой мировой и Гражданской войн, Николай Эммануилович, около 15 лет был руководителем канцелярии великого князя Владимира Кирилловича, получив наследственный графский титул. По женской линии Димитрий Николаевич происходит от знатного древнего русско-литовского княжеского рода. Его родная бабушка княжна Ольга Дмитриевна Друцкая-Соколинская ведет родословную еще от Рюрика.
— Мои предки были всегда близки к Российскому Императорскому Дому, — рассказывает Димитрий Николаевич. — До войны отец, Николай Эммануилович, поддерживал деловые контакты с великим князем Кириллом Владимировичем и его сыном Владимиром Кирилловичем. Когда отец в 1962 году закончил службу, он смог заняться полностью канцелярией Дома Романовых, которую он возглавлял до своей кончины в 1976 году. Можно сказать, что это происходило по семейной традиции: прапрадед Василий Афанасьевич Вуич, кавалер ордена Святого Георгия, герой воины против Наполеона, служил при трех Императорах, Павле I, Александре I, и Николае I. А дед, Эммануил Иванович, прокурор Петербуржской Судебной палаты, директор Департамента полиции, сенатор, в эмиграции в двадцатых годах, состоял членом Государева Совещания при императоре в изгнании Кирилле Владимировиче (1924–1932).
Монте-Карло и Рим
— А где Ваш отец жил и как оказался в эмиграции?
— Путь был такой же, как и у тысяч других офицеров Белой армии. Он и его брат были офицерами лейб-гвардии Уланского полка императрицы. Затем они воевали в Гражданскую войну и ушли из Крыма с Врангелем. Отец оказался в военном лагере на Галлиполи. Потом уехал в Константинополь, затем отправился в Сербию, потому что мы сербского происхождения, и через несколько лет переселился во Францию. Работал в Париже. Вначале гвардейскому офицеру пришлось быть помощником в какой-то кондитерской. Он, смеясь, вспоминал, что одной из его первых обязанностей было подмести пол перед входом в кафе, до того, как придут первые покупатели. Как многие наши беженцы, попробовал стать таксистом. Но вскоре он перешел на работу в банк и сделал хорошую карьеру.
— С французским языком, видимо, проблем не было?
— У всех моих предков в семье — французский был второй язык c детства. Вскоре отца пригласили переселиться на юг Франции, точнее говоря в княжество Монако, на работу в местном банке в Монте-Карло. Здесь я и родился в 1929 году. В конце 1939 года, когда приблизилось начало войны, французы решили мобилизовать всех, кто жил постоянно во Франции, включая тех, которые были без подданства. Отец должен был идти служить простым солдатом, а семью отправили бы в лагерь на это время. Отцу это не понравилось, и он решил вернуться в Сербию. За два дня до начала войны, предпоследним поездом в Италию, мы выехали.
Когда мы прибыли в Рим, то сербского посольства там уже не оказалось, и визу получить мы не смогли. Пришлось остаться в Риме, где мы получили разрешение на жительство на полгода. Когда первоначальная виза закончилась, власти предложили нам убраться из Италии. Если мы это не сделаем, то обещали, что они посадят всех в лагерь. В Риме в то время жил известный русский ученый, с которым считались местные власти, князь Жевахов. У него были влиятельные знакомые в Министерстве внутренних дел. Князь встретил моего отца на улице, недалеко от этого министерства. Отец был в ужасном состоянии, и это, видимо, отражалось на его лице. Князь расспросил, в чем дело и пообещал помочь. И действительно, нам вскоре выдали визу еще на один год, и в дальнейшем гуманно возобновляли её. Вскоре, по-моему, в 1943 году, отец получил хорошую работу при штаб-квартире в Риме Международного института Сельского хозяйства (Организация Лиги Наций), с дипломатическим статусом, что и спасло нас от всевозможных неприятностей ввиду оккупации в то время немецкими войсками Рима. А несколько лет спустя, его пригласили на ответственную должность в Люксембурге при судебной палате новосозданного Европейского Объединения угля и стали. Там он проработал несколько лет и ушел в отставку в почетном директорском звании.
Вскоре он смог полностью посвятить себя работе начальника канцелярии Императорского Дома. На этой должности он проработал до декабря 1976 года, когда был сбит автомобилем, переходя улицу в Брюсселе. Его не удалось спасти и после недели тяжких страданий он мирно отошел ко Господу. Отпевание было совершено его племянником, протоиереем Димитрием Хвостовым, в знаменитом брюссельском православном храме святого праведного Иова Многострадального, а погребение на русском кладбище в Риме. После кончины моего отца мне было предложено занять его место в канцелярии, но я не счел это возможным, считая, что я недостаточно подготовлен для такой ответственной должности в пользу Государева Дела. Вскоре работу руководителя канцелярии стал подобающе исполнять русский эмигрант в Англии, сын знаменитого российского художника И. Я. Билибина.
— Давайте теперь вернемся к тому, как проходила Ваша жизнь.
— Я родился в Монте-Карло, а точнее в небольшом городке Босолей (Beausoleil) с французской стороны. Через дом, где я родился, проходила граница между Францией и Княжеством Монако. Первые 10 лет я прожил во Франции. А затем в Италии, куда приехал почти без знания итальянского языка. Но уже почти через год учебы в местной школе, я чудесным образом получил первый приз на весь город, среди школьников моего возраста, за сочинение на итальянском языке. У меня сохранился этот диплом, с фашистскими знаками. Ведь в Италии в то время был режим Муссолини. В детстве языки учатся быстро, но могу сказать и то, что в моем роде гены на знание языков срабатывают весьма эффектно. Я лично владею в совершенстве французским, итальянским, английским и русским языком, и довольно хорошо могу, при надобности, пользоваться и испанским, и немецким. А мой отец очень хорошо справлялся с десятком европейских языков. И теперь, в моей семье, все владеют несколькими языками.
— Как жилось при Муссолини русским в Риме?
— Нам, иммигрантам, жилось неплохо, кроме начального эпизода, когда отца и всю семью хотели упечь в лагерь. Местные русские, которые жили в Риме, не имели никаких особенных проблем с властями, даже во время войны. Нужно отметить, что итальянцы вообще очень хорошо относятся к русским. После войны я познакомился с полковником Дзиджиотти, ветераном Второй мировой, просидевший восемь лет военнопленным в СССР, и получивший высшую итальянскую военную награду, золотую медаль «За храбрость». Он, несмотря на всё, очень полюбил русских и часто появлялся в русской общине Рима. Один мой сослуживец, бывший итальянский военнослужащий, был во время войны в районе Донецка, и также от него я слышал только положительные отзывы о русском населении. Меня интересовало, не был ли он в том месте, где когда-то было родовое имение моих предков в Мануйловке (ныне Зоринск). Но, он смог мне только подтвердить, что в этом районе, после ожесточенных битв, было очень много разрушений, и вряд ли усадьба сохранилась.
Бомбы взрывались неподалеку
— Какой Вам запомнилась война?
— Во время войны Рим был под сильными американскими и английскими бомбардировками. Мы мальчишки забирались на крышу дома и видели, как у бомбардировщиков открывались люки, и множество бомб со свистом летели над нашей крышей и взрывались за какой-то километр от нас. Это не один раз происходило! В то время Рим был занят немцами. В один из дней самолеты союзников разбомбили недалеко от нас целый квартал — железнодорожную станцию, госпиталь, здания университета, в целом погибло несколько тысяч человек мирного населения. Ночью во время бомбежек приходилось вставать и идти в укрытие в подвале. Был под обстрелами, видел, как арестовывали на улицах, к сожалению, видел много убитых. На моих глазах, после ухода немцев, раскапывали расстрелянных нацистами партизан. И вспоминаю, что последние два года оккупации, мы постоянно голодали. В день нам выдавали 200–250 грамм хлеба. Мизерный кусочек мяса пару раз в месяц. Часами стоял в очереди на улице перед соседним монастырем, чтобы получить миску какой-то каши.
Помню, на главной улице недалеко от нашего дома, стояли два немецких танка. Родителям по карточке выдавали папиросы. Поскольку дома никто не курил, я менял у немцев эти папиросы на буханку черного хлеба, сыр и консервы. Болтая с немцами, я узнавал у них, где стоят американцы и какую-то общую информацию о фронте. А затем рассказывал об этом дома. Как-то наша соседка милейшая пожилая графиня Ирина Илларионовна Шереметева, разговаривая с кем-то в русской церкви — посоветовала: «Если вы хотите узнать, что происходит на фронте — спросите Диму», он все знает. Конечно, это было преувеличено, но звучит забавно. Как курьёз, вспоминаю, как один из немецких танкистов говорил мне: «Предупреди своих, сюда идут австралийцы, они страшно жестокие, ужасные». Мне не могло тогда даже присниться, что в будущем я стану австралийским гражданином. Австралийских солдат мы вообще не видели, но американцы, англичане, французы, марокканцы, сенегальцы, индусы и поляки генерала Андерса, тысячами вошли в город!
33 года в ООН
— А как сложилась Ваша жизнь после войны?
— Когда я подрос, то устроился на работу репортером в крупную итальянскую вечернюю газету. По вечерам и ночам, разъезжал по госпиталям, полицейским участкам, чтобы узнавать, что за сутки случилось. К 5 утра мы, репортеры разных газет, собирались в кафе возле знаменитой Via Veneto, пили кофе и обменивались новостями. Мне было тогда 18–19 лет.
Затем мне предложили работу при представительстве в Италии Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций (ФАО). Должность была очень скромная, но заработок был в 3–4 раза больше того, что я получал репортером. Думал, поработаю годик-другой, оказалось, что я остался при ООН на 33 года. Постепенно поднимался по карьерной лестнице, вскоре стал работать при администрации в отделе кадров. Затем в начале 1960-х гг. была создана при системе ООН Всемирная продовольственная программа (World Food Program) со штаб-квартирой также в Риме. Я был одним из 12 первых её основателей в качестве младшего администратора. В наши дни, это стало одно из самых крупных отделений ООН, в котором работают около 12 тысячи служащих по всему миру. Несколько лет спустя, мне предложили перевод в Женеву, на службу при Управлении Верховного комиссара ООН по делам беженцев. Принимал меня на должность начальника отдела по набору штатов, директор администрации, Кофи Аннан, впоследствии Генеральный секретарь ООН. Там проработал я три года, и, наконец, вернувшись в Рим, на 55-ом году жизни подал в досрочную отставку. Мой директор предлагал более высокий дипломатический пост, но я отказался. Он был удивлен, спросив «Что у меня нет амбиций?».
К этому времени я уже несколько раз побывал в Австралии и решил, что это отличное место для семьи и воспитания детей. Почти треть моей жизни прошла при разных учреждениях Организации Объединенных Наций. Судьба ко мне была благосклонна. Многому научился, многое увидел в мире и понял в течение многократных командировок и личных путешествиях по Европе, Азии, Северной Африки, США и, конечно, России. Общение с разными народностями, культурами глубоко запечатлелись и обогатили мое сознание. Считаю себя, счастливым во всех отношениях, и благодарю Господа Бога за мою судьбу. Семья у меня прекрасная и во всем меня поддерживает.
Русские в Италии
— Прежде чем мы перейдем к австралийскому периоду, не могли бы вспомнить, с кем из русских семей Вы встречались и поддерживали отношения во время жизни в Италии?
— Много русских было в Риме, Флоренции и на севере страны, в Мерано, в Альпах, до сих пор там существует русская Православная церковь. В Риме жила высшая русская аристократия, известные фамилии — Волконские, Оболенские, Щербатовы, Голицыны, фон Ферзены, князья Романовы и Романовские, Сталь фон Гольштейн, и многие другие. Со многими приходилось встречаться. Дружеские отношения сложились с Шереметьевыми и Орловыми-Денисовыми.
Моя мать тяжело заболела в конце войны и лежала в госпитале. Отец часто навещал её и просил соседей по дому присмотреть за мной, еще подростком. А мы жили в доме, где несколько квартир были арендованы итальянским королевским домом для своих русских родственников. Ведь, итальянская королева Елена была дочерью короля Черногории. А её сестра Милица была супругой великого князя Петра Николаевича и жила в этом доме с сыном, князем Романом Петровичем. У него также было два сына Николай Романович и Димитрий Романович. Я неоднократно ужинал с великой княгиней Милицией Николаевной, играл с ней в детские карты. Все они отнеслись ко мне очень хорошо. И мне после этого было неприятно и трудно, когда в семье Романовых возникли трения о том, кого считать главой Императорской Семьи. Наша семья всегда поддерживала Кирилловичей.
— Ваша связь с семьей Романовых продолжалась и после смерти отца?
— Да, и до сего дня. Пока был жив великий князь Владимир Кириллович (он скончался в 1992 году), мы находились в постоянном контакте, и я даже смог в какой-то степени участвовать в некоторых моментах организации его первого визита в Россию. С великой княгиней Леонидой Георгиевной, обладавшей, между прочим, замечательным чувством юмора, я имел частые телефонные разговоры по поводу разных дел касающиеся Императорского Дома. С нынешней Главой Императорского Дома, великой княгиней Марией Владимировной, моя семья и я имеем самые добрые верноподданнические отношения. Как Вам известно, по случаю Её визита в Австралию в сентябре 2007 года, мы с ней провели в Канберре целых два дня. А встречались мы неоднократно в Европе и даже в России.
— На каком языке Вы говорили с великим князем и его супругой?
— По-русски, конечно, и они прекрасно говорили по-русски. Даже в корреспонденции, когда я пропускал запятые, Леонида Георгиевна всегда меня поправляла. А Марию Владимировну я знаю еще маленькой девочкой. Первый раз я видел её в Риме, когда ей было пять лет. Я помогал тогда великому князю во время его визита.
— Расскажите о русской церкви в Риме.
— Русская православная церковь в Риме существовала еще при императорской России, с начала 19 века. Только месторасположение храма менялось. В начале прошлого века княгиня Чернышева завещала свое здание Русской церкви. Там была устроена церковь Святого Николая, которую я посещал, когда жил в Риме. Здание расположено в центре города, недалеко от центрального вокзала и сохранилось до наших дней на том же месте. К сожалению, наша зарубежная церковь не сумела сохранить её, не было подходящих священников. В конце 1980-х настоятелем стал приехавший из Парижа о. Михаил Осоргин, при котором Свято-Николаевский приход перешел под омофор Московской Патриархии.
— Много ли людей приходили в этот храм в те времена?
— По воскресеньям, храм был всегда набит людьми. Было немало молодых людей, многие из них учились в университете. Среди них были, и русские, и украинцы, и белорусы, и эфиопские копты. Сейчас в Риме построен еще один красивый храм, в резиденции посла России. Русское посольство имеет в Риме огромную территорию, лишь немногим уступающую по территории Ватикану. Это поместье (площадью 33 гектара. Прим. ред.) до революции принадлежало российскому богачу князю Абамелек-Лазареву. После Второй мировой войны итальянское правительство передало эту виллу Советскому Союзу, и там совсем недавно построен прекрасный храм. У Ватикана, который располагается недалеко от этого места, было только одно требование — чтобы церковь не была выше собора Святого Петра. Русская церковь, конечно, значительно меньше главного храма Ватикана, но поскольку она находится на холме, администрация Ватикана была обеспокоена.
— Вы родились во Франции, жили во многих странах, сколько у Вас паспортов?
— Один, австралийский. В молодые годы у меня был беженский паспорт, когда работал в ООН — специальный паспорт, вроде дипломатического. Очень удобно было получать по нему визы.
Трехцветный российский флаг в Австралии
В Австралии Димитрий Николаевич живет с 1985 года. Находясь в отставке, он стал активно работать в русской общине, вошел в приходской совет канберрского православного храма, стал представителем Русской Православной общины при австралийской этнической организации, возглавляет представительство Российского дворянского собрания в Австралии и Новой Зеландии. Однажды, в середине 1991 года, он познакомился на приеме в австралийском парламенте с советским послом, который пригласил его в посольство. Но Димитрий Николаевич, отказался со словами: «Не могу прийти, пока в посольстве висит красный флаг». Вскоре ситуация в России изменилась. «В канун праздника Рождества Христова 1992 года, моя жена сшила российский трехцветный флаг, и мы официально его передали на торжественной церемонии в резиденции посольства. Настоятель нашего храма, о. Александр Морозов, освятил по старому обряду флаг, небольшой хор пропел молитву и флаг, на следующий день был поднят на флагштоке резиденции. И с тех пор у нас началась дружба с посольством»,- вспоминает Димитрий Николаевич. В 2010 году за активную общественную работу в русской общине он был награжден президентом Российской Федерации орденом Дружбы. В списке наград также Императорский Орден Святой Анны первой степени, медали за работу в ООН, и ряд других.
— Вы родились и первые пятьдесят пять лет прожили в Европе, а теперь тридцать лет живете в Австралии. Не было сожалений, что переехали сюда?
— Выйдя в отставку, я мог остаться в Италии или Франции, но мы с женой выбрали Австралию и не жалеем, что сюда переехали. Нам нравится эта красивая, спокойная страна, её народ. Мы поселились здесь, в первую очередь, из-за детей. Единственное сожаление — это удаленность, большие расстояния с остальным миром. В Риме осталось много друзей, в Лондоне живет моя дочь от первого брака с внуками. К сожалению, видимся редко. Последний раз я был в Европе в 2001 году. Очень хочется еще побывать, но уже плохо переношу полеты и стало трудно ходить. Мне стукнуло 86 лет, нужно с этим согласиться, возраст берет своё.
Я родился во Франции, работал в Италии и Швейцарии, три десятилетия живу в Австралии, но оглядываясь на пройденный путь, могу сказать, что самой важной страной для меня в моей жизни была Россия. Я унаследовал духовную связь с ней от моих предков. И всю мою жизнь, с молодости, старался посвятить России.
Записал
