- Мы знаем, что в 2005 году за свои научные работы вы получили награду как лучший молодой ученый. Как продолжалась ваша карьера?
— Я работаю хирургом в госпитале Бэнкстауна и одновременно руковожу исследовательской группой, изучающей рак поджелудочной железы в медицинском исследовательском институте Garvan.
Это один из самых больших институтов подобного профиля в Австралии. Здесь также есть группы, изучающие рак груди, простаты, прямой кишки, желудка, печени. Но моя основная специальность и в институте, и в клинике — болезни поджелудочной железы.
— Расскажите, где вы учились?
— Я начинал учиться в школе в сиднейском районе Lidcombe, продолжал учебу в Birrong Boys High School. Потом пошел в университет на медицинский факультет. После окончания начал работать. Затем продолжил учебу уже на специалиста — хирурга. Получил научную степень PhD в Garvan Institute, начал изучать рак поджелудочной железы.
После этого меня взяли на работу в один из крупнейших госпиталей и исследовательских центров, где изучают поджелудочную железу в Америке — John Hopkins в городе Балтиморе штат Мэриленд. Там я проработал два года и в 2005 году решил вернуться в Австралию. В этом же году я получил награду за исследовательскую работу, которую я начал еще в Австралии, а затем продолжил Америке. Так, с тех пор я и продолжаю работу по этому направлению в институте Garvan и одновременно работаю хирургом в госпитале.
— Как часто вы делаете операции?
— У меня один операционный день в неделю. Мои пациенты — больные раком желудка, пищевода, поджелудочной железы и печени. Наша группа по операциям на поджелудочную железу, наверное, самая большая в Австралии.
— Сколько операций вы делаете в среднем в свой операционный день?
— Это зависит от сложности, обычно 3-5 операций в день. Бывают сложные операции, которые длятся 5-6 часов. Тогда делаю только одну или две в день.
Ну, а если операции быстрые, например, вырезать желчный пузырь, то бывает 6-7 операций в день. Сейчас это делают «телескопом», так что даже и шрама у пациента не остается.
— Рак по-прежнему опасное, часто смертельное заболевание. Сделан ли какой-то шаг вперед в борьбе с ним? Уменьшается эта опасность или нет?
— Это зависит от того, какой орган поражен. Например, в лечении рака груди были сделаны большие шаги вперед. Весь мир вкладывает средства в исследования этого вида рака. Также есть существенный прогресс в лечении рака прямой кишки и простаты.
Не так просто обстоит дело с раком поджелудочной железы. Для исследования этого вида болезни значительно меньше выделяется средств. Про этот вид рака не так много говорят, несмотря на то, что это заболевание стоит на четвертом месте по количеству смертельных исходов среди раковых заболеваний, и 90 процентов больных этим видом рака умирают за один год. И, к сожалению, только 5 процентам больных удается лечением продлить жизнь на 5-6 лет.
— То есть нужно больше средств вкладывать в исследования этой болезни?
— Да, там, где вкладывают больше средств в изучение, там и прогресс в лечении больше. Мы потихоньку продвигаемся вперед, но предстоит еще очень большой путь, чтобы достичь полного излечения.
— Насколько сильны австралийские ученые в этой области?
— Я считаю, что австралийские врачи и исследователи достигли многого. Конечно, сравниться с американскими или европейскими учеными трудно, там значительно больше исследователей да и денег в этой области. Наверное, в 100 раз больше, чем в Австралии. Но если сравнивать по результатам, то в процентном отношении успех австралийских ученых достаточно высок. И признанием их высокого класса служит то, что австралийских ученых часто приглашают на работу в лучшие исследовательские центры Европы и Америки. Я вернулся в Австралию, потому что здесь мой дом, здесь лучше для семьи и детей, но я знаю, что мог бы устроиться на работу и в Европе, и в Америке.
— А с русскими учеными вы встречались?
— Очень мало. Сейчас стало немного больше приезжать русских на международные конференции. Я бываю с лекциями в Европе и в Америке, но с Россией у меня пока еще контактов не много, существует еще «научный железный занавес», часто из-за различий в языках. В России у ученых своя литература, у нас своя. Но мне было бы очень интересно поехать туда поговорить и посмотреть, что нового делается там.
— Знания закладываются с детства — в школе, в университете. Многие ученые, которые получали образование в российских университетах, отмечали, что средний уровень образования в России выше. Вы работали и читали лекции в Америке. Где лучше учат, где студенты сильнее, в Австралии или Америке?
— Сравнить трудно. Подходы к образованию в Австралии и Америке различны. Если говорить про область медицины, то у нас главное направление — уход за пациентом, а в Америке фокус смещен в сторону научного подхода, использования современных специальных приборов.
Говоря о студентах — в Америке уровень студентов неоднородный. Лучшие студенты очень хорошие, но в среднем, мне кажется, уровень студентов там ниже, чем в Австралии.
У нас не хватает ученых в области медицины главным образом потому, что их приглашают работать в Европу и Америку, идет «утечка мозгов».
— Почему, там больше платят?
— Нет, это не всегда главное. Главное — возможности и масштабы больше. Если бы я работал в Америке сейчас, у меня было бы больше помощников, в госпитале было бы 2000 кроватей, лаборатории были бы в 10 раз больше.
Госпиталь John Hopkins в Балтиморе, где я работал, по размеру, наверное, в 50 раз больше, чем наш институт Garvan. В каждом большом городе — 2 или 3 университета, а таких городов в каждом штате три-четыре. Это колоссальные масштабы по сравнению с Австралией. И это часто привлекает исследователей из других стран. Хотя платят примерно так же, как здесь, но с научной точки зрения возможностей намного больше.
— Какие планы в вашей исследовательской работе?
— В нашем штате НЮУ мы собрали группу специалистов в моем направлении. Стремимся дать максимум информации об этом заболевании для врачей и пациентов. Также вместе с европейскими и американскими учеными мы участвуем в клинических испытаниях, чтобы найти новые лекарства для лечения рака. Информацию об этом можно прочитать на нашем вебсайте www.pancreaticcancer.net.au
— Как врач, что вы посоветуете нашим читателям, чтобы уменьшить вероятность заболевания раком?
— В общем, развитие рака зависит от генетической предрасположенности человека. Поэтому часто болезнь проявляется у нескольких членов одной семьи. Конечно, нельзя исключить влияние и окружающей среды, где мы живем, чем мы дышим, как питаемся. С точки зрения предупреждения развития болезни — без сомнения курение привносит наибольший фактор риска. Причем не только рака легких, но и горла, поджелудочной железы, мочевого пузыря и других органов. Некоторые ученые рекомендуют есть меньше красного мяса и жира, а больше — овощей и фруктов. Но эффект от этого не такой значительный, и я, например, не отказываюсь от мяса.
— Кроме науки, какие у вас другие интересы?
— Мне нравится музыка. Я стараюсь не пропустить оперные постановки и мюзиклы и в Австралии, и когда бываю за границей — в Нью-Йорке, Лондоне. В молодости я увлекался музыкой — немного играл на пианино, на скрипке, пел немного. Позже пробовал рисовать. Когда жил в Америке, нарисовал портрет своей маленькой дочки. Из спорта люблю велосипед. Играю в гольф, хотя и редко сейчас. В молодости любил рыбалку, серфинг, в общем, всего понемногу. Сейчас бы с удовольствием снова к этому вернулся, но не получается, не хватает времени.
— Вы хорошо говорите по-русски, где вы учились, как важна для вас русская культура?
— Русскому языку я учился дома. Родители говорили дома по-русски. Несколько лет ко мне приходила Татьяна Ивановна Золотарева, учила меня русскому языку. В 10 классе я пошел в школу Св.Александра Невского в Хомбуше. Когда был молодой, много общался с русскими друзьями, пел в хоре в церкви.
Затем с возрастом жизнь меняется. Появляется семья, работа. К сожалению, на работе и в повседневной жизни ничего нет ничего общего с русским языком и русской культурой. И хотя хочется больше быть среди русских, но сейчас трудно выбрать время для этого.
— Дети ваши будут говорить по-русски?
— Надеюсь, что будут. Я стараюсь. У меня две дочки — Нине -5 лет, а Ларе -3 года.
Я живу в восточной части Сиднея. В районе Стратфилда было бы проще, там много русских школ. Может быть, нужно найти преподавателя, чтобы кто-то занимался с ними, как со мной когда-то занималась Татьяна Ивановна.
— Благодарим за интересное интервью. Поздравляем вас и ваших близких с Новым годом и Рождеством Христовым.
***
Мы задали несколько вопросов родителям Андрея. Виктор и Александра Бянкины живут сейчас за Голубыми горами, недалеко от Оберона, известного грибного района под Сиднеем.
— Когда и откуда вы приехали в Австралию?
— Мы приехали из Китая в 1963 году. Там мы жили в поселке Ван Гунь между Хайларом и Маньчжурией.
— Сколько у вас детей?
— Кроме Андрея еще два сына.
— Нелегко было воспитывать трех сыновей?
— Не просто. Чтобы отвлечь их от дурного влияния улицы, мы купили небольшую ферму за городом. И каждые выходные старались выезжать туда с ребятами: рыбачили, охотились. Говорили дома по-русски. Ходили в церковь. Старались, чтобы дети выросли честными, добрыми, образованными людьми.
— Есть повод гордиться теперь успехами Андрея?
— Все трое наших детей закончили университеты в Австралии, стали профессионалами. Двое живут в Сиднее, а третий сын — в Америке, в Аризоне. Конечно, нам приятно, и мы радуемся их успехам.
Беседовал
