Запад против всех остальных: насколько реально «столкновение цивилизаций»?

«Столкновение цивилизаций» — реальность, или мы сами убеждаем себя в существовании этого явления? Ответ на этот вопрос попытался выяснить журналист, бывший сотрудник австралийского Департамента международной отношений и торговли Matthew Dal Santo, рассуждая о происходящем на сегодняшней политической сцене с точки зрения жителей стран «запада».

Два десятилетия назад «западная цивилизация» была укрепленной цитаделью реакционеров — белых англосаксонских протестантов (White Anglo-Saxon Protestant, WASP) , которым угрожали феминизм, многообразие культур, права геев и тысячи других проблем, отражающих отход от «традиционных ценностей» на фоне растущей либерализации. Мы до сих пор чувствуем себя некомфортно, говоря о «классах» общества, но так и не можем насытиться «западом». Не важно, где происходят события в мире: в Восточной Европе, на Среднем Востоке или Дальнем Востоке Азии, — новости, которые мы читаем и слышим, полны напоминаний о «санкциях запада» , «воздушных ударах запада», «возмущением со стороны стран запада».

«Западные лидеры» растолковывают политику «западного правительства», с волнением защищая «западные ценности», и мстя за смерть «граждан запада». «Западные средства массовой информации» напоминают нам, что «незападные " страны сопротивляются «вмешательству запада», который видится этим странам как «западный империализм». Эти страны могут рискнуть и получить «ответный удар запада», либо «бойкот со стороны запада», но иногда кажется, что,«показывая западу кукиш в кармане», все это их не очень волнует.
Однако, для многих из нас, «на западе», по крайней мере, возможность понять и переварить явления мира вокруг сводится к преобразованию любых событий к понятиям конфронтации между «западом» и антизападными (потому что антилиберальными) «другими». (По иронии, многие примеры «либерализма» рассматривались как угроза существованию самой «западной цивилизации» в период культурных войн 1990-х годов, теперь же мы держимся за эти примеры как «стандарты» для развития других обществ — например, права женщин на Среднем Востоке, или права сексуальных меньшинств в России и Африке).

Мы затянуты в путы. Мы говорим о либеральной демократии в пределах территории суверенной нации, как об идеале, к которому должен стремиться весь мир. Но мы не можем говорить об этом без упоминания о нас самих, о «западе».
Для примера, возьмем недавние парламентские выборы на Украине, которые, как нас убеждают, окончились победой «прозападных» партий. Так эти партии «прозападные» или «проукраинские»? Люди голосовали за «запад» или за партии, чья политика, по мнению избирателей, должна гарантировать лучшее будущее для страны?

Что может объяснить нашу уверенность в том, что между первым («запад») и вторыми (партии, чья политика должна гарантировать лучшее будущее для народа Украины) можно поставить знак равенства? Ответом является безапелляционное предположение, согласно которому западная демократия, как указал один автор, — «завершающая форма развития человеческого общества», или, по крайней мере, высшая форма человеческого общества, существующая в настоящее время.
Может быть. Но мы далеко не единственные, кто убежден в превосходстве «цивилизации», в которой живем.

Угрозы, которыми 17-летний приверженец Исламского государства Abdullah Elmir сыпал на видео, выложенном в социальной сети на прошлой неделе (после этого уже появилось и второе его видео) — менее всего представляют из себя объявление войны в отношение какой-либо из стран, а скорее является отрицанием «запада» как идеи.
Утверждение о том, что «исламское государство будет продолжать свои действия до тех пор, пока „черный флаг ислама“ не будет водружен над „Букингемским дворцом“, и „над Белым домом“ — однозначно представляет из себя не план операции, а демаркацию культурных символов в целях ритуального унижения.

Другой пример: в России идея о причинах кризиса на Украине рассматривается не с точки зрения состязания властей, а несовпадения ценностей, ценностей „цивилизаций“. Газета „Известия“, ко дню рождения президента Владимира Путина написала в прошлом месяце: „судьба не только суверенного государства, но суверенной цивилизации в бунте против диктата запада“. (Следует признать, что „западные“ средства массовой информации в оценке ситуации используют прямо противоположные определения). Но что означает термин „суверенная цивилизация“? В данном случае, независимость России от либеральных культурных и политических норм Западной Европы и Америки, и свободы выбирать более консервативные и авторитарные ценности, следуя своей истории и культуре.(Такой смысл, по крайней мере, содержался в речи президента Путина в его недавней речи на Валдае).

Президент Китая Xi Jinping также подчеркнул некоторую особенность китайской культуры и цивилизации. И мусульмане тоже говорят об особых правах мирового ислама.
В своем трактате, посвященном миру после окончания холодной войны, „Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка“ (англ. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order; 1996) Сэмюэл Хантингтон развивает теорию о том, что 21 век будет эрой не наций, объединенных в государства, но цивилизаций, когда границы между странами становятся все менее значимыми, а люди объединятся на почве одинаковых культур и ценностей. Отчасти потому, что определение „цивилизации“ так и не получило должной формулировки, отчасти потому, что идея автора остается неприемлемой для многих, теория „столкновения цивилизаций“ не нашла широкой поддержки.
Тем не менее, во времена, когда военные самолеты гудят над Ираком как часть „руководимой западом“ миссии по борьбе с Исламским государством — группы, в намерения которой входит восстановление суннийского калифата на территории Среднего Востока, в том числе через акции казни, целью которых является максимально продемонстрировать моральное несогласие с западом через атаки на „жителей запада“ и „западные ценности“,- невозможно не согласиться с теорией Хантингтона как единственно приемлемой меры измерения происходящего.
Существование Исламского государства воспринимается нами как оскорбление. Символичным при этом является не только участие Австралии в борьбе против ИГ, такой же характер носит вся кампания.

„Государства-нации останутся и будут существовать“, — пишет Хантингтон, — „как самые важные участники мировых событий, но их интересы, ассоциации и конфликты в значительной степени будут формироваться под влиянием культурных и цивилизационных факторов“.
Когда эффект глобализации всюду вокруг нас, мы также должны признать его правоту в определении фундаментальных причин происходящих процессов: " Силы интеграции, политические и экономические, — реальны и представляют из себя противодействие культурным притязаниям и цивилизационному сознанию».
В итоге, однако, не совсем понятно, является ли сегодняшнее «столкновение цивилизаций» (западной, мусульманской, «суверенной российской», китайской) лингвистическим феноменом либо реальностью: интересы и власть, составляющие основы межгосударственных отношений, не исчезли. Культура следует за властью во многих аспектах.
Но, использование определенных лингвистических терминов имеет значение.
«Безопасность мира требует принятие глобального многообразия культур. Двадцать лет назад это представлялось гораздо проще сказать, чем сделать. Действительно, если в рецепте мира для сохранения цивилизаций не будет баланса сил, но „баланс ценностей“ , либо триумф какого-то определенного их набора, шансы для сохранения мира выглядят печально», — пишет Хантингтон.

Реальная проблема частого использования терминологии «цивилизация» и в том, что политика больше не будет частью международных отношений. Международные отношения в таком случае возникают не по поводу власти, которая, по своей природе, относительна, а по поводу ценностей, которые таковыми бывают редко.
Где мы проведем черту?