Потомок тобольского губернатора, гражданин трех стран с необычной тройной фамилией, президент компаний “Ростик’с Интернешнл” Ростислав Вадимович Ордовский-Танаевский Бланко – известный бизнесмен и благотворитель, владелец сети известных заведений общепита “Планета Суши”, “Американский Бар и Гриль”, популярного куриного фастфуда “Ростик’с”, кофеен Costa Coffee и др. Для своих он просто Ростик. Так называли юного прислужника в Никольском соборе в Каракасе, в лагере юных разведчиков на севере штата Нью-Йорк и называют сейчас дома в России - на родине его прародителей.
— Я родился в Венесуэле. Семья наша была смешанной: папа — русский, мама — испанка. Как женщина умная, она прекрасно понимала, что испанский я буду знать в любом случае, и она нашла мне русскую гувернантку — тетю Олю, которая приходила каждый день в три часа дня; мы делали с ней уроки испанской школы, учили русский язык, по субботам ходили в приходскую школу, по воскресеньям — на службу. Так я жил в двух параллельных мирах — русском и венесуэльском. У меня были друзья из венесуэльской школы и друзья из русской колонии. В первые годы самыми близкими были, конечно, ребята из русской общины. В Никольском соборе в Каракасе служил протоиерей Иоанн Бауманис, которого мы очень любили, и я с удовольствием прислуживал в храме, принимал участие в церковных праздниках, которые мы устраивали, и так любимой нами Рождественской елке. При этом с испанской родней мамы мы тоже постоянно встречались и общались.
Мой папа был зубным врачом, мама — предпринимателем, по инициативе которой в Венесуэле был открыт первый большой магазин мебели, электроники, оборудования для кухни. Была там и обширная секция грампластинок, что мне особенно нравилось. Именно там я делал свои первые шаги в бизнесе. Предпринимательство — это талант, и я родился с этим талантом. Мне было лет 10, когда я уже помогал собирать покупательские заказы. В 1981 году я окончил Университет Симона Боливара в Каракасе по специальности «химик-технолог».
— До вашего приезда в Советский Союз оставалось три года…
— Эта поездка была чистой случайностью. В 1984 году мне позвонил торгпред СССР в Венесуэле и пригласил на кинофестиваль стран Азии и Африки. Как белая эмиграция, мы не имели никакого отношения к советским структурам, и я пошел посоветоваться с отцом. Папа сказал, что мне нечего опасаться, ведь я гражданин Венесуэлы. А еще он показал мне статью в одном из берлинских изданий 1975 года, подписанную — «Ордовский-Танаевский». «Наверняка кто-то из наших жив и нужно постараться их найти», — сказал отец.
Забегая вперед, скажу, что позже мы поехали в Тобольск, где губернатором в чине действительного статского советника до февральской революции 1917 года был мой прадед; нашли дом губернатора, и там, кстати, знали, что был такой губернатор — Николай Ордовский-Танаевский. От террора вместе с сыном Николаем он спасся в Сербии. Там родился мой отец — Вадим Николаевич. В начале Второй мировой войны Сербию оккупировала Германия. После ее поражения для белоэмигрантов появилась реальная угроза быть выданными Советскому Союзу. И тогда отец бежал в Латинскую Америку. В Венесуэле он женился на моей матери — испанке Геновеве Бланко, от которой я получил третью часть своей сложной фамилии.
…Конечно, впечатления от знакомства с исторической родиной были, с одной стороны, волшебные, но я столкнулся и с другой реальностью. Люди панически боялись говорить о политике, встречаться с иностранцами. Боязнь присутствовала повсюду. Помню, как я зашел в венесуэльское посольство, и наш консул показал мне знак молчания. Потом он указал на потолок, включил музыку, вышел на балкон и только тогда заговорил.
Еще пример, многим русским старшего и среднего поколения, конечно, знакомый. Когда я уже нашел своих родственников в Санкт-Петербурге и Москве, зашли мы однажды к зятю моего троюродного брата — декану одного из факультетов в институте советской торговли. Перед тем, как заговорить, он поднял телефонную трубку и выключил телефон из розетки.
Столкнулся я и с таким, также хорошо известным в СССР проявлением «черного рынка», когда через директора магазина можно было достать то, чего не было на прилавках. Многое было мне знакомо, потому что в Венесуэле тоже надо быть хитрым и ловким: там тоже все нельзя, но при этом все можно. И, конечно, строить бизнес в СССР в дальнейшем мне было легче, чем, например, немцу или шведу, потому что наши страны уникальны в своей похожести: страны монозависимые от нефти, где очень много коррупции и бюрократии, система обеспечения народа работает плохо, просто так ничего не сделаешь и всюду нужно было находить «выход из положения». Вот такие у меня были впечатления, когда я впервые приехал в СССР в 1984 году.
Но самое главное — мне удалось найти своих родственников. И еще я познакомился с известным глазным врачом Святославом Федоровым. Я пригласил его в Венесуэлу, он приехал в ноябре 1984 года. Мы достигли соглашение о стажировке в Москве венесуэльских офтальмологов, а сам я стал представителем его технологий в Латинской Америке.
— То есть во время поездки какие-то перспективы на сотрудничество уже рождались?
— Да, и самые неожиданные. Однажды в Москве я притворился заболевшим. Гид-переводчик оставил меня в гостинице и я пошел гулять один. Подходит время обеда. Смотрю, пиццерия закрыта «на обед», в другом заведении — санитарный час. Но самым верхом было объявление — «Мест нет». Но я же вижу — в кафе никого нет. С венесуэльской смекалкой я дал официантке пачку сигарет и меня пустили внутрь. Читаю меню — чего там только нет! Прошу принести одно, другое — ничего, оказывается, нет! Съел котлету по-киевски с гречкой. Еще там была черная икра и шампанское. И я наелся черной икры с шампанским…
Вскоре у меня закончилась пленка. Я нигде не мог найти «Кодак», пришлось купить «ОРВУ». Приехал в Венесуэлу, отдал в «Кодак» проявить, а мне сказали, что это — технология Второй мировой войны и проявить пленку, возможно, удастся только на Кубе.
С тех пор моя связь с родиной моих предков не прерывалась. До перестройки мне удалось поработать импрессарио: я устроил первый кинофестиваль российских фильмов в Венесуэле, возил в Россию туристические группы, привозил из Венесуэлу солистов Большого театра, Большой детский хор Гостелерадио под управлением Евгения Попова — 45 детишек от 12 до 18 лет. А когда Горбачев объявил перестройку, и появилась возможность создавать совместные с иностранными компаниями предприятия, в 1988 году стал эксклюзивным импортером и представителем в СССР американской компании Eastman Kodak, параллельно импортируя товары фирм Pioneer, TDK и Aiwa и создавая по всей стране фотоцентры «Фокус».
Ресторанный бизнес, который пришел на смену фотобизнесу, я планировал начать с популярных и необходимых для России закусочных быстрого обслуживания. Однако, известная сеть быстрого питания Burger King, с которой мы вели переговоры с 1987-го по 1989 год, сочла развитие деятельности в России слишком рискованным шагом. И тогда я решил построить в центре Москвы свой первый ресторан. Это в то время, когда в стране царил дефицит всего, в том числе и строительных материалов. И тогда мы построили ресторан в Венесуэле, разобрали его, сложили в два контейнера, отправили в Питер, а оттуда по железной дороге в Москву и за три недели построили его в центре Москвы около Кремля. Так в 1990 году в фойе гостиницы «Москва» появился El Rincon Espanol — «Испанский уголок». Ресторан имел невероятный успех, и я начал свой бизнес в новой стране — очень близкой, но сложной. Это также было знаком благодарности моим родителям, которые в трудное время вынужденно покинули свои страны. Иногда мне кажется, что я вижу, как мои предки уезжали из России после 1917 года. Сейчас огромное количество людей так же бежит из Венесуэлы, где разворачивается трагедия, может быть, даже страшнее, чем тогда в России.
— Ростислав Вадимович, из всего, вами созданного, какое предприятие ваше любимое, и какое — самое удачное?
— Самое крупное и любимое — ресторанная деятельность, самое перспективное на данный момент — современные продуктовые рынки, оснащенные новейшими технологиями.
— Ваша семья поддерживает вас в бизнесе и благотворительных проектах?
— Моя жена, Таня Латынина — балерина, долгое время танцевала в ансамбле «Березка». Познакомились мы во время гастролей ансамбля в Венесуэле. Солист ансамбля, Леонид Шикалов, тогда быстрее всех исполнял танец вприсядку. А так как сам я, как и почти вся молодежь в русском зарубежье, занимался танцами, меня это очень заинтересовало и я захотел с ним познакомиться. Зашел после концерта за кулисы и пригласил его и других артистов к себе в гости. Это был 1980 год.
Ансамбль снова приехал в Венесуэлу в 1984 году, а я как раз собирался в Советский Союз. Артисты дали мне телефоны своих родных и близких, и когда я приехал в СССР, меня встретили мужья, братья танцовщиц. И вот тогда-то они и помогли мне через архивы найти моих родных. А в 1985 году, когда я приехал в Москву с папой и привез 30 наших врачей стажироваться у Станислава Федорова, Таня пригласила нас к себе домой на ужин. И на этом ужине между нами пробежала искра. Когда я снова приехал в Москву, то пригласил ее поужинать в гостинице «Космос», и когда она выходила из гостиницы, ее остановила милиция, завела в подвал, где ее спросили, что она делает в гостинице для иностранцев. Через месяц к ней на работу пришло письмо с рекомендацией сделать ее невыездной. Это был 1985 год, не за горами была перестройка. В 1989 году в июле она впервые с ансамблем выехала в Париж на празднование годовщины Французской революции. В сентябре мы расписались и вскоре я переехал в Москву. У нас двое детей. Старший — Константин с женой Светой занимаются смежным со мной бизнесом — поставкой с Дальнего Востока в наши рестораны продуктов. У них двое детей: Матронушка и Даниил. Младший, Вадим, курирует наши рестораны в Центральной Европе. Сейчас он в рамках социального проекта преподает английский и театральное мастерство на Кубе. Таня довольно долго танцевала в ансамбле, а сейчас пишет картины, занимается дизайном, в некоторых наших проектах помогает с оформлением.
— Какой из ваших социальных проектов был, или есть, самый удачный? Какой самый долгий, самый трудный?
— Самый долгий — это Валечка Бубнова. Мы с ней познакомились, когда ей было три года. Тогда врачи отмерили ей всего несколько лет жизни… Восемь лет мы буквально возили ее везде и всюду, пробовали все методы лечения. Не знаю, что ей помогло, но девочка продолжала жить и расти.
Наступил 1998 год. В стране — кризис. Это было сумасшествие, мы все потеряли. И это был как раз тот переломный момент, когда мы видели, что наша Валюша живет и цветет. Ей исполнилось 10 лет. Три месяца она провела тогда в Венесуэле.
— Где сейчас Валя?
— Она закончила университет и работает в нашей компании дизайнером.
Еще один наш большой проект начинался в 1993 году как художественный центр, когда мы познакомились с будущим директором центра Марией Елисеевой — женщиной с большим добрым сердцем и желанием помочь оставшимся без родителей детям. Со своими помощниками Мария занимается социальной, психологической и интеллектуальной реабилитацией сирот через занятия с ними различными видами творческой деятельности, что помогает выпускникам детских домов стать полноценными и полноправными членами общества — счастливыми, небезразличными и успешными людьми.
Дети рисуют, лепят из глины, вышивают, занимаются другими ремеслами. Мы не ставим цель сделать из них профессиональных художников, главное, чтобы они выстроили для себя правильную систему ценностей, в основе которой — стремление не только достигать успеха самим, но и делать что-то для тех, кто менее успешен и нуждается в помощи.
Меня также вдохновил пример американского клоуна Патча Адамса, врача по профессии, одной из составляющих методики которого является смехотерапия. Он профессионально занимается с тяжело больными детьми, помогая им выздороветь или легче переносить болезнь. Патч Адамс впервые приехал в Россию как раз по приглашению основателя и директора проекта «Дети Марии» и с тех пор приезжает в Россию ежегодно. С ним вместе приезжают обычно еще 15–25 человек. Приезжают в свой отпуск, сами платят за свою поездку для того, чтобы дарить нашим детям радость. А теперь уже местные группы ребят в России одеваются как клоуны и регулярно посещают детей в больницах.
Параллельно мы помогаем нашим храмах, куда все мы ходим. И я не единственный потомок русских эмигрантов, кто развивал в те годы свой бизнес в России и параллельно с бизнесом занимался благотворительностью. Для нас это было естественно. Я очень благодарен тому, что получил от Русской Зарубежной Церкви. Это вера, мое воспитание, этикет, стремление и готовность помочь нуждающимся. С детства я много видел, как русская колония «по копеечкам» строила церкви и дома для престарелых (большинство храмов в русском зарубежье было построено своими руками, в их числе — в начале 1950-х годов — и Никольская церковь в Каракасе); как русские, которым приходилось начинать жизнь заново, воссоздавали русский дух на чужбине, как в совсем не сытые годы соотечественники проявляли истинно христианское отношение к старшему поколению. Так же и мы, везде, где бы ни находились в России, старались помочь возрождавшимся храмам, детским домам, школам. Была тогда такая интересная программа — возрождение сельской церкви, которую курировал Петр Голицын. Я много лет возглавлял возродившуюся в России Организацию юных разведчиков (ОРЮР) и вышедшие из нее молодежные организации. Причем тогда это было не так просто. Надо было понять, как помочь, кому помочь, потому что было очень много подставных лиц, которые притворялись, что им нужны деньги для чего-то важного, а потом деньги исчезали. Чтобы делать добро, нужно, чтобы добро достигало адресата. И не важно, если этот адресат тебе не скажет спасибо, важно, что помощь до него дойдет.
— Как бы вы сформулировали принципы, которыми руководствуетесь в своей благотворительной деятельности?
— Один из таких принципов очень хорошо изложен в книге современной американской писательницы Кэтрин Райан Хайт — «Pay it Forward» («Заплати другому», «Заплати вперед» или «Передай добро дальше» — англ.). Очень сильная книга, которая произвела на меня большое впечатление. Принцип этот: «Сделай добро троим и попроси каждого из них сделать добро еще троим нуждающимся». Суть принципа в том, что, если тебе сделали добро, то примени усилия, приумножь его и сделай три добрых дела. Так мы сможем создать постоянный цикл безвозмездной помощи по всему миру. Я всего лишь делаю свою часть. И второй мой принцип: когда приходит удача, ее нужно практиковать
— Практиковать?
— Практикуется удача, по моему опыту, тогда, когда в своей жизни ты все, или большинство, делаешь в гармонии с совестью, когда ты обходишь соблазны, а соблазнов делать что-то не в гармонии с совестью в нашей жизни очень много. Если ты живешь в гармонии с совестью, если мыслишь в гармонии с совестью, то когда приходит недобрые мысли, их усилием нужно убирать. И, конечно, нужно много работать, потому что сидя дома и мысля положительно, ты ничего не добъешься. Такова одна из главных моих жизненных установок, которая полностью себя оправдала.
— Во сколько лет вы сами начали практиковать везение?
— Можно сказать, что с раннего взрослого возраста. Я интуитивно об этом размышлял, когда мне было лет 20, а уже более структурно — лет в 30.
Думаю, многим известна фраза из гимна Организации юных разведчиков: «Помогай больному, несчастному, к погибающим спеши на зов. Ко всему большому, прекрасному, будь готов, разведчик, будь готов!» Я не делаю что-то особенное, просто постоянно помогаю там, где вижу нужду. Так же делали наши деды, родители, когда оказались далеко от родины и безвозмездно помогали тем, кто нуждался.
— Вам приятно, когда вас благодарят?
— Последнее время в таких случаях я говорю, что если хочешь поблагодарить, сделай другим три добрых дела. Запускаю тот самый процес, о котором читал в книге.
— Работает?
— Думаю, что да.
Беседовала
