18 июля мир отметил 100-й день рождения Андрея Громыко. В штаб-квартире ООН в Нью-Йорке к юбилею бывшего министра иностранных дел СССР Андрея Громыко, стоявшего у истоков создания международной организации, открыта фотовыставка из архивов МИДа России, РИА Новости и семейной коллекции легендарного дипломата.
На фото они смотрятся единомышленниками, за столом переговоров держались нейтрально, как оппоненты, на деле многие годы были идеологическими противниками. Андрей Громыко и Генри Киссинджер. На их плечи легла эпоха кубинского кризиса, войны в Испании, ввод советских танков в Прагу.
Но это будет позже. А в 1939 году молодой экономист родом из белорусской деревни Старые Громыки был приглашен в Народный Комиссариат Иностранных Дел, где в ходе грандиозной партийной «чистки» была уничтожена большая часть высшего эшелона советской дипломатии.
Спустя много лет он скажет сыну, что дипломатом стал «по случайности». Выбор мог бы пасть на другого парня из рабочих и крестьян. Тогда вместе с Громыко в дипломаты пришли такие же выходцы из пролетариев — Добрынин, Зорин и сотни других.
«В качестве посла СССР в США Андрей Андреевич оказался в гуще международных событий, — рассказал на юбилейной конференции, организованной сотрудниками Российской Миссии в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке сын дипломата, член-корреспондент Российской академии наук профессор Анатолий Громыко. — Позади была выигранная война, надо было обустраивать завоеванный мир. Для Андрея Громыко война не была понятием абстрактным, это была реальность, которая отняла у него двух братьев, которую он ненавидел, и потому использовал профессиональные знания и свое политическое влияние, чтобы сделать мир более-менее стабильным».
Громыко принимал участие в ключевых послевоенных переговорах в Ялте и Потсдаме, участвовал в разработке Хартии Организации Объединенных Наций и 26 июня 1945 года от имени Советского Союза скрепил своей подписью Устав этой Всемирной Организации, став в ней первым постоянным представителем своей страны.
На Западе его называли «мистер Нет» и «Мистер вето». Именно на переговорах об учреждении ООН в Сан-Франциско он впервые сказал свое знаменитое «нет», отстаивая право вето членов Совета безопасности, в то время как Соединенные Штаты предлагали демократический принцип большинства голосов.
Впрочем, сам Громыко относился к данным ему характеристикам добродушно, и сказал как-то сыну: «Мои «нет» они слышали гораздо реже, чем я их «No!», потому что мы выдвигали гораздо больше предложений».
В августе 1947 года журнал «Тайм» писал: «Как постоянный представитель Советского Союза в Совете Безопасности Громыко делает свою работу на уровне умопомрачительной компетентности». Всегда сдержан, невозмутим, даже отстранен. Его решения продуманны и взвешены.
Громыко обладал феноменальной памятью и садился за стол переговоров с одним единственным листком бумаги, чем приводил в замешательство оппонентов.
«Он всегда был прекрасно подготовлен, отлично знал предмет обсуждений, — сказал бывший государственный секретарь США Генри Киссинджер.- Иногда это даже пугало, казалось, что Громыко знает все. Он отдавал себе отчет в том, что я не тот оппонент, которого сможет очаровать советский дипломат, и не опускался до попыток это сделать. Он был достойным оппонентом в самой сложной ситуации».
Сам Громыко тоже был высокого мнения о Генри Киссинджере: «Мне всегда было очень интересно вести с ним переговоры, — цитировал Анатолий Андреевич воспоминания отца. — Я не мог просто сказать ему: «Ваша позиция несостоятельна». Это надо было доказывать!»
А искусством выматывать оппонентов до достижения компромисса Громыко владел блестяще. За легендарное свое упорство он заслужил еще пару не менее метких прозвищ — «каток» и «бормашина», и делился опытом с сыном, в то время сотрудником советского посольства в Лондоне: «Что такое обмен мнениями? Это когда ко мне приходят со своим мнением, а уходят — с моим».
Впрочем, дома Громыко был отцом «строгим, но справедливым». С чувством юмора, а слова «нет» без надобности не говорил. Хотя иногда приходилось. В интервью корреспонденту «Единения» Анатолий Андреевич рассказал, как однажды отец пригласил его с собой на охоту на уток: «Рано утром нас, охотников, посадили в бочки, которые плавали в заливчике. Мой молодой организм не справился с таким насилием, и я заснул прямо в этой бочке. Неожиданно я проснулся от того, что справа раздался грохот. Оказалось, это у меня ружье выстрелило: я случайно во сне нажал на курок. Я, конечно, решил скрыть этот инцидент. Но на берегу, когда вылез из бочки, отец меня спросил, почему я стрелял, когда уток не было. Пришлось рассказать. «Растяпа», — сказал он, и больше с собой на охоту не брал». Сам же эту страсть к охоте пронес через годы правления и Хрущева, и Брежнева.
А ведь многим тогда казалось, что у этого замкнутого на вид человека нет ничего, кроме дела. Но у него были друзья, любимые книги и даже… любимые шляпы.
Но на первом месте была все-таки работа. По словам Анатолия Громыко, главными своими достижениями его отец считал учреждение ООН, подготовку соглашения по ограничению ядерных вооружений, легализацию границ Европы и признание Соединенными Штатами за СССР роли великой державы. Поражением — согласие на ввод советских войск в Афганистан. Личным позором — стучавшего башмаком по трибуне ООН генсека Хрущева, когда «десятки делегатов смотрели в нашу сторону, но никто даже не улыбался».
«Серьезная дипломатия не допускает шутовства, — повторил слова отца Анатолий Громыко. — И ведь что удивительно, можно произнести десятки умных и даже блестящих речей, но оратора через десятилетия может никто и не вспомнит, башмак Хрущева не забудут».
«Лучше быть забытым, чем прослыть дураком», — говорил мне отец.
Андрей Громыко работал при шести генсеках ЦК КПСС ровно 50 лет! Из всех российских и советских министров иностранных дел только он один прослужил (с 1957 года) на этом посту легендарно длительный срок — двадцать восемь лет
Рассказывают, что, покидая свой кабинет в 1989 году, материалист Громыко перекрестился и вышел. Последние месяцы своей жизни он работал над мемуарами.
Двадцать лет назад его не стало. До своего 80-летия легенда советской дипломатии не дожил всего несколько дней.
