Наталья Гарбер
Как и положено у балетных, Эммочка в 30 лет ушла из Большого театра на пенсию. Славы она не снискала, протанцевав лучшие годы в кордебалете второго состава. Дело было в 1977 году, который впоследствии назовут пиком застоя: жизнь в стране была затхлой, но относительно благополучной.
Получив массу свободного времени, она стала мечтать о семье и романтике, и в ее жизни возник Жорж — почти широко известный поэт за тридцать. Его печатали часто и хорошо, он подрабатывал переводами с французского и в порыве самолюбования иногда сравнивал себя с Пастернаком или Артюром Рембо.
Эмма сблизилась с Жоржем достаточно быстро, чтобы не упустить выгодного жениха, и достаточно романтично, чтоб не показаться неразборчивой. Через полгода, когда пора стало делать предложение, Жорж выгадал себе отличный зарубежный контракт — на несколько лет, в Париж. Карьерная ступень имела ряд препон: во-первых, следовало доказать, что он подходит, а, во-вторых, жениться. За рубеж холостяков не пускали.
Когда Жорж рассказал Эмме о Париже, она поняла, что сейчас решается ее судьба, горячо поддержала возлюбленного и прозрачно намекнула, что тоже очень любит Париж, а карьера позади и она может отдаться семье. Тут Жорж как-то запнулся, перевел тему и… вскоре быстро ушел. Эммочка занервничала, но списала это на традиционный мандраж заядлого холостяка, надеясь, что страсть к Парижу перевесит страх перед женитьбой.
Она начала учить французский и пригласила Жоржа в Большой на выступление заезжих знаменитостей (билеты были дорогущие, но Эммочка сказала, что ей «принесли»). К спектаклю она оделась во все лучшее, сделала прическу у дорогого парикмахера и навела умелый макияж. Жорж и на балет, и на нее смотрел рассеянно, что Эммочку насторожило. В антракте она повела речь о том, что герой балета упустил бы свое счастье, если б вовремя не решился признаться возлюбленной в своих чувствах. Добавила, что зрелому мужчине брак прибавляет прелестей жизни и дает поддержку, а предложение лучше всего, говорят, делать через полгода. А если жена еще и умеет себя подать (тут Эммочка изящно улыбнулась), то поэту легче делать с ней карьеру.
Жорж тревожно согласился, но сказал, что плохо себя чувствует, с извинениями посадил ее в такси и исчез. Через пару недель Эммочка пересилила себя и позвонила ему. Поэт был любезен, сказал, что очень занят в связи с Парижем и расскажет ей все, как только дело разъяснится. Эммочка опустила трубку и вдруг как-то потухла. Постояла перед ростовым зеркалом в прихожей, посмотрела на свою прекрасную фигуру и еще вполне юное лицо — и заплакала.
Через месяц она узнала, что Жорж женился на подруге детства, которую порекомендовала мама. Шестым чувством Эммочка уже догадывалась о беде, но известие подорвало ее самолюбие больше ожидаемого. Она пошла в Филевский парк недалеко от дома, села на скамеечку и всплакнула. Проплакавшись, Эммочка стала созерцать осень и постепенно успокоилась. К ней подсела молодая мать с девочкой лет пяти. Эммочка взглянула на фигуру малышки и неожиданно сказала: «Ваша дочь могла бы преуспеть в балете».
— Да? — заинтересовалась мать, — но ведь это очень тяжелая работа. Оглядела тонкую Эммочку и догадалась: Вы, наверное, балерина?
— Да, — сказала Эммочка. О пенсии она решила не говорить.
Собеседница собралась уж было спрашивать, понятное дело, где Эммочка танцует. И тут Эммочку обуяло вдохновение. Она стала рассказывать, сама себе удивляясь, про сцену и партию Одетты, про па-де-де и все остальное, что знала она назубок и теперь издалека уже казалось ей прекрасным. Она подала себя как актрису вторых ролей, добавила историй о романах и поездках за границу, что слышала за кулисами. Для несведущих вышло очень складно. Мать и дочь слушали, открыв рты, а потом мать вздохнула: но ведь у балерин такой короткий век — в тридцать на пенсию, а дальше что?
— А что интересного с ней будет, если она станет бухгалтером? — парировала Эммочка.
— Да, вы правы, — сказала собеседница и задумалась.
Эммочка вдруг почувствовала себя легкой и свободной. Изящно встала, попрощалась и пошла прочь походкой, в которой читался уход за кулисы в «Лебедином озере». На следующей неделе она устроилась преподавать в балетное училище. Работала с малышами, не блистала, но и не создавала проблем, ни с кем не сближалась и вела себя скромно. В свободное время ходила в лес, общалась с немногочисленными подругами, читала книги и слушала музыку. Балет на сцене смотрела редко, по работе, если малышам нужно было что-то объяснить.
За десять лет жизнь Эммочки как-то устоялась, и тут в стране разразилась Перестройка. Денег стало катастрофически не хватать, на улице стреляли и ездили на «Мерседесах», цены куда-то ползли, продуктов не было, и лучшие исполнители стаями потянулись за рубеж. Открылись частные школы, но Эммочку туда не взяли — молодые и горячие заняли все места. На голодный желудок она вспомнила про свою идеальную грамотность, проштудировала учебники и дала объявление об уроках русского языка для младших классов. Постепенно у нее сложился круг туповатых, но надежных учеников.
В стране тем временем начали стрелять по Белому дому, соседи-интеллигенты варили самогон, половина подруг развелась с мужьями, которым бес ударил в ребро. Эммочка, которая давно поставила крест на личном счастье, слушать слезы и ругательства про неверных мужей не захотела, и ее круг общения снова уменьшился.
Культурная жизнь, в которой Эммочка черпала силы, затихала, опустошенная эмиграцией и общим упадком, и Эммочка зачастила в церковь. Общество там ей, впрочем, не понравилось, — она приходила, молилась об облегчении участи, и уходила. Как только душа ее снова успокоилась, летом 1998 грянул дефолт. Богачи обеднели, но Эммочка ничего не потеряла, ибо ничего не имела.
Цены опять взлетели, ученики разбежались, и Эммочка вняла совету одной из двух оставшихся подруг. Та работала бухгалтером в крепкой компьютерной конторе, только что развелась и искала себе жилье под съем, где-то на год. Эммочка сдала ей свою однокомнатную квартиру, и уехала к вдовой тетке этой подруги в деревню. У тетки Веры была свободная комната, и ей нужна была рабочая сила на огороде.
Поначалу Эммочке на природе показалось грязно, но красиво — была золотая осень. Работы после балетного станка Эммочка не боялась, а жить было не голодно: молоко от коровы, картошка-свекла своя, соленья-варенья лесные. За комнату, чистенькую и уютную, старушка денег не брала, в доме — горячая вода и туалет, а когда сбор и обработка урожая закончились, они с бабушкой Верой были уже родные люди.
Снег в тот год выпал ранний, чистый и веселый. Подруга исправно слала деньги, и по деревенским меркам они с бабушкой Верой жили роскошно. Эммочка читала привезенные с собой книжки, а в телевизоре показывали ерунду и чернуху.
Среди книг оказалась пара учебников французского языка, оставшихся со времен Жоржа, чье лицо она едва вспомнила — и вдруг поняла, что в Париже тосковала б около него ужасно. А вот французским она вдруг увлеклась. Ей сорок один год, голова ясная, память отличная, будущее обеспечено подругой до весны, а там, Бог даст, в стране все наладится — ведь тем, кто наверху, тоже хочется спокойной жизни.
Она съездила в Москву, купила аудиокурс, убедилась, что подруга содержала ее жилье в чистоте. Переночевав на диванчике, поняла, что скучает по бабушке Вере и чистому снегу, и уехала в деревню с легким сердцем и стареньким магнитофоном в сумке.
За зиму она выучила французский, начала читать поэзию из приложений, и смешила бабушку Веру произношением «в нос» и образом уездной барышни Пушкинских времен. В апреле они снова начали возню в огороде, а поскольку по всем приметам лето обещало быть жаркими, Эммочка решила остаться до осени.
В июне заехала подруга, привезла гостинцев и рассказала новости: в городе появилась еда, люди повеселели, а она нашла себе состоятельного бой-френда и к зиме хочет съехать к приятелю. Эммочка продемонстрировала подруге свой французский и просила похлопотать о работе «с языком». Та сказала, что попробует, но не обещает, и поехала назад. На том и порешили.
К осени подруга действительно съехала к приятелю, и Эммочке нужно было что-то решать. На пенсию не проживешь, сдавать квартиру чужим страшно. Эммочка вернулась в город и сходила в пару переводческих контор. Ее отвергла — нет высшего образования. В третьем месте она умолила дать ей тест, работодатель прочел… и остался доволен.
Ей положили небольшую ставку и много работы. Утром она вставала, пила кофе и садилась переводить. Первую зарплату отметили в кафе с подругой и ее новым кавалером. Тот послушал про Эммочкины дела и сказал: к нам вскоре на неделю приезжает француз, представитель партнеров. В свободное время гость хочет посмотреть столицу, недорого. Французу хорошо за пятьдесят, он почтенный вдовец с нежно любимой дочерью, хорошо выглядит и остроумен. Не хотела бы Эммочка его посопровождать за вознаграждение?
Да, конечно. И через неделю по телефону Эммочка услышала сумму, за которую в своей переводческой конторе она бы работала месяц. С французом они друг другу галантно понравились. Деньги за сопровождение и билеты контора заплатила вперед, подписав договор. Эммочке предстояло отличное и безопасное развлечение.
Вечерами они гуляли по городу, сходили в Консерваторию и в Большой. Поужинали пару раз в отличных ресторанах. И в последний день перед вечерним отлетом Жак сказал: пойдемте в парк, сейчас золотая осень — и мы пообщаемся наконец при свете дня. Хорошо, сказала Эммочка. И повела его в Филевский парк, где листья алели, желтели и горели, и лес выглядел как декорация к балету.
Беседуя, они присели на скамеечке. Мимо прошла женщина лет двадцати пяти с коляской. Краем глаза Эммочка отметила балетную выправку, а та вдруг спросила: «Вы меня не помните?»
— Вы балерина, деточка?
— Да, и вы когда-то в этом парке посоветовали моей матери отдать меня в балетное.
— И где вы танцевали?
— В антрепризе, еще в ансамбле фламенко. А потом — замуж и вот, катаю коляску.
— Жалеете?
— О карьере — нет, я очень любила балет и сцену, даже сохранила несколько подруг из училища. И о замужестве — тоже нет, я люблю мужа и дочь.
Жак заинтересовался, Эммочка перевела ему суть истории, он заулыбался, сказал, что у него дочь тех же лет, и спросил, какую судьбу она прочит малышке? Эммочка перевела женщине вопрос.
— Надеюсь, нам с ней тоже встретится какая-нибудь добрая фея и подскажет, чего бы хотелось моей Катечке. Но не буду вам мешать.
— О, нет, мне было приятно с вами повидаться!
— И мне. Я бы, если вы не против, встретилась еще. Мне сейчас так не хватает общества.
— О да, конечно, — сказала Эммочка и дала свой телефон. Молодая мать покатила коляску, а Жак вдруг попросил рассказать ему историю Эммочкиной жизни. Она задумалась — ей пятьдесят один, а чего такого она может поведать. И рассказала все, как было.
Жак слушал внимательно, очень заинтересовался бытом русской деревни, а когда она закончила, сказал: я вернусь домой и пришлю вам приглашение, вы приедете — и моя дочь покажет вам Париж. Она понимает искусство и любит жизнь. Как и вы.
