Operamania в Сиднее
А давай изящно помашем кисточкой
И нарисуем ливень сквозь лампочки,
Слякоть негрязную, лужи зеркальные –
В них отражаются окна трамвайные.
Вот тут пририсуем прохожего с зонтиком:
В руке - букет, листья кленовые.
А тут, словно в дымке - двери дубовые
Серого здания с пестрой рекламою...
Д. Г.
Возьмем кубики - разные, красивые. Первый кубик будет фундаментом - с Кармен в красном платье и другими дамами и кавалерами. Правила игры еще непонятны, поэтому мы осторожно поставим кубик и посмотрим на него оценивающе...
Второй кубик - музыкальный, без картинок, но чтоб не было скучно, на экране плывут пейзажи, портреты и прочие художества. Это - Чайковский, Концерт для Фортепьяно с оркестром № 1. Кубик очень хрупкий, от многократного использования слегка потертый по краям, но мелодия прекрасна и знакома с детства, как знакома колыбельная, которую пела мама. Дирижер повернул его аккуратно и кубик опять заиграл неяркими, нежными красками, зазвучал лиричными малороссийскими напевами. Фортепьяно – Катерина Колпакова. Здорово!
На такой кубик просится башенка – тоненькая, почти прозрачная. Вальс Шопена рассыпался дождевыми каплями, хрустальными бликами. Промелькнул силуэт танцующей пары - видением, тенью. Сказка Андерсена, прочитанная темным дождливым вечером в уюте плюшевого пледа, под торшером.... Их будет несколько таких, как на замках в иллюстрациях детских книжек. Филигранная резьба - Адажио из Щелкунчика, Умирающий лебедь, большое Адажио из Спящей красавицы. Замечательно, что на общем фоне современности постановки любимые балетные номера оставлены в классическом прочтении и оформлении. Ярослава Ароптанова и Александр Волков из Имперского Русского Балета воплотили на сцене лучшие традиции русской балетной школы.
Рядом пойдет кубик яркий, веселый. Может и не кубик вовсе, а юла какая. Фигаро тут, Фигаро там - Антон Виноградов. Надписи на кубике - на языке незнакомом, но Фигаро так все споет и покажет, что и переводчик не нужен. Где-то там рядом с ним кубик с сюрпризом – из него выскакивает чертик. Чертик поет басом, но все равно не страшный. Андрей Фетисов – «Фауст» Гуно.
К такому кубику нужна башенка с ярким флажком. Зубчатые стены, стоят на них герольды с трубами, а на площади внизу танцуют испанский танец из «Щелкунчика». Кастаньеты отбивают ритм - быстрый, четкий. Стучат кастаньеты, летит мантилья, ах как хороша синьора и ее кабальеро! В пару к ней прилепим другую башню, похожую на расписные кубики русских церквей на картинах Аристарха Лентулова. «Трепак» - Анна Пашкова, Игорь Давыдов.
Но что это там за башенками? Крыша Императорского дворца или пагода? Там живет жестокая и прекрасная китайская принцесса Турандот. Никто не спит во дворце, никто не спит, пока не отгадают имя того, кто растопит ледяное сердце принцессы.
Ария принца Калафа «Nessun Dorma», несомненно, самая прекрасная, самая удивительная деталь нашего конструктора. Ария вознесена великолепным тенором Олега Долгова на новую высоту, в ней есть и холодная ночь, и яркие звезды, и безумная любовь, и надежда. Тут же о любви поет Ярослав Абаимов. Нежный тембр, в нем нет зрелой страсти, есть тонкость, ласка.
Норма (Елизавета Соина) предрекает падение власти римлян. Ария «CastaDiva» и партия Нормы в целом – одна из самых сложных и самых выигрышных в репертуаре сопрано. «Заоблочной красоты голос», по отзыву московских критиков, будет у нас шпилем на башне, хотя выход в «холщовой рубахе» напоминает утопленницу из «Майской ночи». К тому же фоном нам показывают «Демона» Врубеля. К чему бы это? Играем дальше...
Возьмем сразу несколько блестящих модерновых столбиков и расставим их то тут, то там – это будут номера из «Волшебной флейты» Моцарта, проходящие яркой лентой баллюстрады по всему фасаду эклектической постройки «Операмании». В них так много драматургии, что порой забываешь, что это, собственно, опера. Дуэты и сольные выступления Галины Королевой и Елены Терентьевой отличаются особой сыгранностью и задорностью. Они же в отрывках из «Сицилийской вечерни» Верди и «Сказках Гоффмана» Оффенбаха. Субретки - не субретки, Коломбины - не коломбины, но что-то в них есть такое, от комедии дель арте, от площадного театра. Вместе с Александром Поповым, Антоном Виноградовым и другими, вовлекая в свою игру дирижера, зрителей, оркестр, подхихикивая, изображая часы, марионеток, бог знает что еще, пугая и веселя, они выглядывают то там, то тут: «Какая такая опера? Мы тут кубиками балуемся».
Из-за балюстрады выглядывает черный блестящий собачий глаз. «Кто может сравниться с Матильдой моей» из оперы Чайковского «Иоланта» легко и непринужденно превратилась Антоном Виноградовым в арию-шутку о любимой собачке. Ах, какой был бы актер. Но таким голосом пожертвовать в угоду драматическому театру, конечно, нельзя.
Ну и куда же без Штрауса? Бесконечно любимая, многократно пересмотренная и переслушанная «Летучая мышь» как крем на торте, т.е. простите, мы же в кубики играем. Тогда - как труба на крыше. Трио Розалинды, Айзенштайна и Альфреда, затем Финал – весело, празднично: конфетти и брызги шампанского. Выходы труппы под польку Штрауса же «Гром и молния» завершают общее новогоднее впечатление.
Объединяет все это великолепие, скрепляет его цементом, превращает в единое целое высокопрофессиональный оркестр и молодой, но уже давно известный и востребованный дирижер Андрей Лебедев. Сцена маленькая, и оркестр умудряется стать на ней то совершенно незаметным, то выйти на передний план. Камерность зала сближает, добавляет ощущение интимности происходящего. Ну вот и закончена постройка. Часы бьют двенадцать и пора уходить, пока не закончилось волшебство.
А жалко. Так хочется, чтобы праздник продолжался.
