В Харбине одним из источников развлечений для меня была игра с бегунком маминой швейной машинки Singer. Благодаря этому я узнал, что первая буква в слове "Singer" - это "S". На этом мои знания английского языка исчерпывались. То есть, вообще «не бум-бум». А приехав в Австралию в школу идти-то надо.
Дом, который тетя Лена снимала у русских старожилов, и где жили и мы, был всего лишь в двух-трех кварталах от East Brisbane State School, государственной начальной школы, куда ходила моя двоюродная сестренка-одногодка. Ну, конечно, и меня отправили с ней.
Привела она меня «за ручку» в школу и оставила на веранде, а сама пошла в кабинет директора школы, просить, чтобы меня записали. Ну, стою я, жду, по сторонам глазею – все ново, все чуждо. Тут подходит парнишка и что-то мне говорит. А откуда мне знать, что он лопочет? Молчу... А он опять за свое, да еще таким петушком подошел и пихнул меня в плечо. Ах, так! Наших бьют! Недолго думая, я слегка присел, подхватил его под коленки и одним движением перебросил через перила, спустив с веранды. Хорошо, что все это было не очень высоко над землей. Я же сделал это инстинктивно и не думал, что он мог бы так и шею сломать. В это время появилась сестренка и завела меня в кабинет представить директору. Так началась моя школьная жизнь в Австралии.
Меня снабдили лакированным картонным ранцем (в те времена такие школьные ранцы и чемоданчики были нормой), тетрадками, учебниками и грифельной доской. Доска была изготовлена из куска карьерного сланца, помещенного в деревянную раму. На грифельных досках писали грифельными карандашами, которые могли быть сделаны из сланца, мыльного камня или прессованной глины. Пользовались этой технологией 19-го века ради экономии бумаги. В старших же классах дети пользовались бумагой и ручкой со стальным пером для чернил. В каждой парте была вмонтирована чернильница «на двоих».
Так как я был новичок, да еще и ничего не понимающий, меня посадили с русским мальчиком, который уже успел одолеть основы английского языка. Виктор Лопатич стал моим связным с австралийским школьным миром.
День начинался с переклички. Когда учитель назвал твое имя, нужно было откликнуться «Present». Виктор мне объяснил, что это значит «Подарок!» Пока я не стал сам говорить по-английски, никак не мог понять, каким образом я «подарок»? Только несколько лет спустя я узнал, что одним и тем же словом обозначают не только «подарок», но и «присутствует».
Хотя я никогда в русскую школу не ходил, если не считать прицерковную субботнюю, я ясно понимал, что в школьной иерархии ниже ябеды (Павлик Морозов не в счет) ничего не может быть. Не зря же была у нас поговорка: «Ябеда беда, тараканья еда». Поэтому меня страшно шокировало, что «доложить учителю» поощрялось и «стукача» никто не бойкотировал.
В те времена телесные наказания в австралийских школах были весьма распространены и осуществлялись нанесением ударов ротанговыми прутьями, называемыми «cane». (Само наказание на английском звучит как caning, а удары – cuts).
При этом удары наносились по заднице, правда одетой, правонарушителя или по ладони. Удары прутом по костяшкам пальцев или плечам встречались гораздо реже, чаще всего в частных церковных школах. Мой хороший друг Павел Носков рассказывал мне, что учительница игры на фортепиано (монахиня) била его по пальцам линейкой каждый раз, когда он делал ошибку. Видимо это помогло, так как он потом прекрасно играл на фортепиано и даже гастролировал со своим ансамблем.
Мне в моей первой школе (East Brisbane State School) это «удовольствие» испытать не пришлось, зато в следующей получил сполна. Должен признаться, что я и мои сообщники полностью заслужили наказание. Но об этом история умалчивает. Конечно, среди мальчишек существовали всевозможные легенды и способы, как смягчить последствия порки прутом. Один из них заключался в том, чтобы потереть руками волосы, покрытые бриллиантином. В те времена было модно наносить его на волосы. Другой - в том, чтобы не держать ладонь строго горизонтально, а наклонить ее в последнюю минуту перед ударом настолько, насколько это возможно, так, чтобы прут скользил по ладони. Но это помогало ладоням, а вот чем можно было бы защитить свою задницу, придумано не было. Телесное наказание предписывалось только мальчикам. Наказания девочкам были гуманнее.
В 1955 меня перевели в другую школу Dutton Park State School, так как родители купили дом в этом районе за £700 или $1400. В то время пекарь получал зарплату £10/$20 в неделю. Но это уже другая «открытка» из прошлого, на которую посмотрим позже.
К этому времени количество русских, приехавших из Китая, сильно увеличилось, и на школьной площадке появилась «русская братва» со своими правилами. Среди беженцев из Китая были также и грузины, украинцы, греки, татары, и т.д., другими словами «народы Российской империи». Но никто из нас не делился, мы все были «китайцы». В отличии от ДиПи – Displaced Persons, или «персов». Позже нас стали называть харбинцами. А для англо-австралийцев мы все были New Australians или проще wogs.
В Австралии этот термин использовали для иностранцев, иммигрантов, особенно из южной Европы. Сегодня звучит обидно, но в те времена мы, чувствуя свое превосходство, даже этим гордились. Большинство называли нас так «безобидно», но не все. Среди таких был новый директор школы EBSS, мистер Паттерсон. Он довольно открыто проявлял свою неприязнь к иммигрантам, особенно из Азии. Мой младший двоюродный брат Юра рассказывал, как в пять лет его отправили в эту школу и посадили с Марийкой Бетсис в роли опекунши-помощницы, чтобы ему переводила. Как-то раз классная наставница мисс Янгер приказала, чтобы в классе была тишина. Юра, конечно, ничего не понял и переспросил Марийку, что происходит. А произошло то, что мисс Янгер взбеленившись, что ей не повинуются, с воплем «я вам сказала МОЛЧАТЬ!» подняла его за шкирку и ладонью отхлестала «нарушителя» по спине. С малыми провинностями учителя справлялись сами, а за «тяжкие преступления» отправляли к директору на расправу прутом.
И другое воспоминание Юры. Случилось это позднее, когда он уже освоился и стал говорить по-английски. Его приставили как «переводчика» к мальчику-венгру. Один не говорил по-русски, а другой не говорил по-венгерски. Им поручили собрать листья на площадке. Справившись со своим заданием, двое шестилетних мальчишек разыгрались, бросая друг в друга листьями. Мистер Паттерсон их заметил и за это «тяжелое преступление» приговорил к шести ударам ротанговым прутом, по три на каждую ладонь каждому.
Сегодня это звучит невероятно, в наше время учителя больше страдают от некоторых учеников, но я рассказываю в своих «открытках» о том, что помню о днях своего школьного детства.
Константин Дроздовский
