Охотник Дарвина

На 457-м километре Южного побережья от Сиднея у нашей внучки неожиданно проснулся дар следопыта.

Мы остановились в Памбуле* у невзрачного газетно-книжного киоска, спрятавшегося в тени пышных эвкалиптов. На дверях висел амбарный замок. Время работы указано не было. К стеклянной витрине изнутри прислонился пожелтевший картонный листок с текстом без заголовка:

«Я знаю Симса Ковингтона более восьми лет, и на протяжении всего этого периода его поведение было безупречным. Он сопровождал меня в качестве слуги в кругосветном путешествии на Корабле Его Величества «Бигль», где был весьма полезен. Он помогал мне как секретарь, и это также былo его основной работой после путешествия.
Он прекрасно пишет и разбирается в счетах. В трудных обстоятельствах он всегда вёл себя осмотрительно. В управлении моими делами (и своими собственными) он неизменно действовал экономно.
Я ни разу не видел, чтобы он хотя бы в малейшей степени находился под воздействием каких-либо спиртных напитков. Я постоянно доверял ему как большие, так и малые суммы денег и имею все основания полагать, что он в высшей степени надёжен.
Несчастье, связанное с лёгкой глухотой, является единственным препятствием на пути его продвижения в жизни.
Чарльз Дарвин. 29 мая 1839».

— Что это? Образец рекомендательного письма? — спросил я.
— Посмотри, дед, кто его подписал! — ответила Яна. — Чарльз Дарвин!
— Думаешь, тот Чарльз Дарвин? Насколько я знаю, его парусник не останавливался на южном берегу…
— Его парусник и в Голубые Горы не заплывал, а там — тропа Дарвина! Не зарастающая, между прочим!
Я пожал плечами:
— Кто этот Симс Ковингтон?
— Ты ещё не догадался, дед, что мы напали на след Дарвина!
Я непроизвольно посмотрел под ноги, затем вдоль узкой дорожки, ведущей к роще из эвкалиптов, сквозь которые виднелись деревенские дома:
— Возможно, внуча, и след! Но слишком заросший, между прочим.
— Поехали, дед, в местную библиотеку! Пожалуйста!

В библиотеке нас ожидали сюрпризы. За столом заказов сидел пожилой мужчина с волосами, заплетёнными на затылке в толстую длинную косу. «Pavel Pankratoff» — чернело на его бумажном бейдже: на английском и китайском.
— А почему нет на русском? — вместо «здрасте» спросил я.
Библиотекарь улыбнулся, приглашая нас присесть:
— В этом не было нужды. Вы первые русские, которых я здесь вижу за двадцать лет после переезда из Шанхая… И что привело вас в нашу избу-читальню?
— Вы что-нибудь знаете о Симсе Ковингтоне? —спросила Яна.
— Симс Ковингтон! — Павел подпрыгнул на стуле. — Человек, благодаря которому я оказался в этой австралийской глубинке… Ежели в двух словах, Симс Ковингтон — охотник знаменитого Чарльза Дарвина.
Яна победоносно посмотрела на меня и нетерпеливо повернулась к Павлу:
— Ох, пожалуйста, более двух слов!
— Тогда переместимся почти на два века назад. В Лондон. Сентябрь 1831. К зданию Британского Адмиралтейства подъезжает кэб. В нём двадцатидвухлетний начинающий натуралист Чарли Дарвин. Подле ворот толпятся несколько разношерстно одетых мальчишек. Они ждут, когда спустится капитан Роберт ФицРой, набирающий команду для кругосветного плавания. Но он не спустится раньше, чем проведёт назначенное собеседование с Чарли Дарвином. К сожалению для Чарли, собеседование оказалось не совсем благоприятным, если не сказать, курьёзным. Капитану буквально не понравился его нос. Маленький и вздёрнутый!..
— Как такое могло быть? — изумилась Яна.
Павел усмехнулся:
— Блестящий морской офицер ФицРой был ещё и уважаемым членом тогдашнего сообщества физиогномистов, определявших состояние здоровья и душевные качества человека в зависимости от внешних черт и линий его лица. По его мнению, Чарли с таким носом не способен физически вынести все тяготы кругосветного путешествия и влиться в команду без проблем… Дарвину в тот день было вежливо отказано. А из толпы, ждавшей у ворот, капитан лично отобрал восемь мальчишек, подходящих, на его взгляд, для службы в качестве уборщиков палуб и кают.
— А как же Дарвин?
— К счастью для естествознания, ФицРой, не найдя должной замены, вынужден был пригласить Дарвина в плавание… И вот, скажу я вам, при всей смехотворности физиогномики, впоследствии признанной лженаукой, опасения руководителя экспедиции по части здоровья молодого ученого оправдались. В течение пяти лет путешествия Дарвин постоянно страдал морской болезнью и сам признавался, что много раз от отчаяния хотел покончить с жизнью в холодных океанских волнах… А теперь скажите вы мне, как же тогда было собрано огромное количество уникальных материалов в Южной Америке, на Галапагосах, Таити, Новой Зеландии, Австралии, Африке, на основе которых Дарвин опубликовал шестнадцать книг по геологии, эволюции, психологии, ботанике, зоологии и написать сотни статей в научных журналах? А?.. Вот тут на сцену и выходит наш Симс Ковингтон.
Библиотекарь сделал паузу и обратился к Яне:
— Скажите, милая барышня, сколько вам лет?
— Пятнадцать, — смутилась внучка.
— Столько же было Симсу, когда его отобрали на борт «Бигля». В нём физиогномист тоже не ошибся: Симс оказался доброжелательным, неутомимым и смышлёным. Через несколько недель после начала экспедиции Дарвин, ошеломлённый открывшимся объёмом предстоящей ему лично работы, с согласия капитана сделал Симса своим персональным помощником. Он научил Симса искусствам скалывания образцов пород и окаменелостей, стрельбы из охотничьих ружей, потрошения птиц, собирания энтомологических коллекций и гербариев. На чрезвычайно тесном корабле, каким был «Бигль», не имевший складских помещений, невозможно было долго хранить всё собранное на суше. Матросы ругались, натыкаясь на образцы, которых они называли хламом. Симс упаковывал их в контейнеры собственной конструкции и под кодовым названием «хлам» отправлял в Лондон попутными судами. Потом Чарльз получал благодарственные письма за отлично сохранившиеся образцы.
— Дарвину повезло...
— Несказанно! Описывая экзотических зверей и птиц, Дарвин обязательно пробовал их мясо на вкус. В Монтевидео отведал пуму, найдя её вкус похожим на телятину; в Чили ел броненосца, не отличив его от домашней английской утки; откушав золотистого зайца в Бразилии, заявил, что лучшей пищи никогда в жизни не едал и… он бы не был Дарвином, если бы не зажарил канареек на Канарских островах и не сварил в Западной Австралии местную, простите, барышня, кустарниковую крысу…
Раньше услышав такое, Яна завизжала бы, но тут сохранила спокойствие, даже улыбнулась. Эволюция…
— Всё это, — продолжал рассказчик, — добывал и разделывал помощник. Персонально для учёного. Но однажды в Патагонии под сочельник, Ковингтон доставил на камбуз корабля небольшого страуса к общему столу. Кок постарался на славу: за праздничной трапезой господа офицеры неприлично причмокивали и облизывали пальцы. Когда Дарвин пришёл в кают-кампанию, ужин был в разгаре. Увидев намётанным глазом незнакомые косточки на тарелках, он издал вопль, остановил пиршество, заставил прибежавшего Симса собрать всё, что оставалось на тарелках. «Вы же уже описали страусов», — оправдывался охотник. «Такой страус ещё не каталогизирован!» — возбуждённо отвечал натуралист. Остатки ужина были отправлены в Лондонское зоологическое общество, определившее их принадлежность к особому виду нелетающих птиц нанду, и назвали его — нанду Дарвина.
— Почему же не нанду Ковингтона?
Павел усмехнулся опять:
— Вы, наверно, слышали об известной слоновой черепахе, прожившей в Квинсленде 177 лет?
— Черепахе Гарриет?.. Она что, тоже имеет отношение к Ковингтону?
— Самое прямое: именно Симс подобрал её на Галапагосских островах. Принёс на корабль. На этот раз не для супа. Она была величиной с чайное блюдце, совсем малютка, не занимавшая много места в каюте, и он смог сохранить её до конца плавания. Некоторое время черепашка потом жила в усадьбе Дарвина в Кембридже, чувствуя себя на севере крайне неуютно. Учёный отправил её с оказией в тёплую Австралию, где Брисбенский Ботанический сад стал для неё домом. Там сначала называли её просто черепахой Дарвина, потом определив пол животного как мужской, присвоили кличку Гарри. Только на сто тридцатом году жизни черепахи, уже выросшей до размеров викторианского комода, обнаружили, что она фактически девочка. Тогда её переименовали в Гарриет. В конце 1900-х, как вы знаете сами, она была чрезвычайно популярной в мире. Газеты постоянно публиковали бюллетени о состоянии её здоровья, фотографии толпившегося народа у её вольера... Я успел застать её в живых. В 2004-м ей отмечали 175-й день рождения. Я приехал к ней в Австралийский Зоопарк с букетом гибискусов, её любимым лакомством…
— Очень обидно за Симса, — заметила впечатлительная Яна, — по сути, эта черепаха должна была называться черепахой Ковингтона.
— Согласен с вами: так было бы справедливей. И не только в отношении черепахи. Симс отловил массу невиданной живности и столько настрелял, что частично оглох. Интересно, что он тоже в течение всей экспедиции вёл свой собственный дневник наблюдений и рисунков. Дарвин потом опубликовал его как «Журнал Симса Ковингтона».
— Значит, всё-таки, он не совсем забыт!
— Забыт? Что вы! В нашем краю его знает каждый. После плавания, длившегося пять лет, Ковингтон ещё три года продолжал служить Дарвину уже в качестве секретаря, в основном, подготавливая его рукописи к публикациям. А в 1840-м, заручившись его рекомендациями, эмигрировал в Австралию, где, трудился в разных местах и фирмах, женился и к 1854-у осел в Памбуле. Получил должность почтмейстера, построил большой коттедж, вместивший его многодетную семью, почтовый офис, трактир и зал для культурных мероприятий, стал в округе уважаемым гражданином и живой достопримечательностью, так как постоянно переписывался с великим Чарльзом Дарвином. Он посылал лондонскому естествоиспытателю посылки с моллюсками и крупными ракообразными, собранными на заливе Туфолд, Дарвин в ответ присылал ему кучу благодарностей и современные тогда английские слуховые аппараты. Переписка между ними зачастую не была лишена иронии. Они соревновались по количеству родившихся у них детей. Дарвин, в конце концов, оказался победителем: он родил девятерых в то время, как Ковингтон осилил на одного меньше.
Павел улыбнулся:
— Вот и всё. Да… И похоронен он в Памбуле.
— Как мы вам благодарны, мистер Панкратофф! Вы ещё упоминали, что живёте здесь благодаря Ковингтону.
— Да. Я работал в Шанхайской библиотеке. Когда задумал покинуть Шанхай, естественно, возник вопрос: куда? Я случайно наткнулся на статью о Дарвине, где узнал, что его помощник эмигрировал из Лондона в Новый Южный Уэльс, и подумал: человек объездил весь мир и не нашёл места, лучшего, чем Памбула…