Отмечая 3 марта, Всемирный день дикой природы.
На эмигрантских курсах нашей группе повезло: английский язык у нас вела пожилая аборигенка. Пожилая, конечно, сказано мягко. Ежели честно, то это была древняя, как сама Австралия, морщинистая сказительница, которую школа передавала из поколения в поколение эмигрантов как драгоценную реликвию.
На одном из уроков она укрепила на доске фотографию экзотического животного, похожего одновременно на индюка, страуса и динозавра с лысой головой, густо-синей шеей, оранжевыми серёжками и большим коричневым шлемом, небрежно надвинутым на клюв.
— Это казуар, — сказала она.
— Казуар! — ахнула аудитория.
— Самая крупная в Австралии птица и самая опасная на планете.
Учительница вытащила из сумки белый клинок длиной в полторы её ладони.
— Этот нож мой прадед вырезал из когтя казуара. Представляете, какие у двухметровой красавицы смертоносные лапы! — она погладила клинок и осторожно вложила его в сумку.
— Я расскажу вам историю. Вслушайтесь в то, что стоит за каждым предложением, потом перескажете своими словами.
Как в конспект, она заглянула в круглые янтарные глаза казуара на доске.
— Я работала егерем на севере Австралии. В мои обязанности входило сопровождение охотников-любителей из Европы. Прибыл однажды высокий молодой испанец с зажатым под мышкой деревянным резным футляром. Он гордо, с сильным акцентом представился: «Кабалеро»; я не поняла, было то его имя или древнее баронское звание, но уточнять не стала: не понравился мне Кабалеро с первой же минуты. Он достал из кармана помятый листок, похоже, вырванный из книги, ткнул пальцем в цветное изображение птицы. «Хочу добыть этого редкого… как его… пис… суара!» «Сам ты — писсуар!» — хотела я ему нагрубить, но по службе ничего, кроме широкой улыбки, я тогда не смела обнаруживать. Улыбка моя, правда, вышла кислая: уже много лет никто в наших краях не ищет казуаров. Охота на них не запрещена, но, как только ты появляешься вблизи казуара, сам становишься объектом охоты. Чуткая птица, постоянно отслеживающая каждый сантиметр своей территории, видит тебя отлично, где бы ты ни был, и атакует стремительно и беспощадно.
По пути к джипу я предлагала испанцу поохотиться на кого угодно: кенгуру, кабанов, диких коз, даже крокодилов — только не на казуара. Но упрямец мотал головой. «Послушай, — уговаривала я, — казуар своим когтем проткнёт тебя насквозь, как листок фикуса, а клювом легко раздробит твой череп. И ещё: на мощных лапах он развивает скорость более, чем сорок километров в час! Это о чём-нибудь говорит?»
Искателю приключений это, по-видимому, ни о чём не говорило. Усевшись в джип рядом со мной, он раскрыл футляр, вытащил старинное ружьё, разомкнул красный деревянный приклад с выгравированной геральдикой времён, наверное, Мигеля Сервантеса и уставился в окно, готовый в любой момент выскочить и открыть стрельбу.
«Ладно, — согласилась я, — здесь можешь выйти. Буду ехать не спеша, с открытой дверцей. В лес не углубляйся, чуть что — прыгай в кабину!»
Он вышел и какое-то время осторожно двигался рядом с машиной, держа ружьё наперевес. Затем осмелел, зашёл за деревья и скрылся из вида. А дальше события развивались молниеносно. Послышался треск сучьев. Из-за кустов выскочил Кабалеро, увидев машину, резко повернул к ней. Преследовавший его казуар уже занёс клюв для удара, но резкий поворот охотника помешал. Тяжёлую птицу занесло на несколько метров по инерции и пока она разворачивалась, испанец, сохранивший себе жизнь удачным манёвром, добежал до машины, запрыгнул в кабину и захлопнул дверцу. В тот же момент страшный удар расколол стекло на мелкие осколки. Джип рванул, птица ещё долго бежала за нами, постепенно отставая.
Лицо незадачливого охотника было белее лепестков фланелевого цветка. Под его башмаками на коврике расплылось мокрое пятно. «Ты искал писсуар, ты нашёл его!» — хотелось мне сказать вслух, но я сдержалась: по его щекам ползли слёзы. «Я потерял многовековую фамильную реликвию» — простонал он.
Тогда на уроке мне не довелось повторить преподавательнице её историю. Пользуясь случаем, я, послушный ученик, пересказал её здесь своими словами.
Яков СМАГАРИНСКИЙ, Сидней
