Осень в Нью-Йорке еще не позолотила листву, а непрекращающийся осенний дождь на целых пять дней накрыл город и окрестности. В такие дни без необходимости на улицу не выйдешь, поэтому с Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви митрополитом Николаем (Ольховским) мы поехали по 5-й авеню вдоль Центрального парка на машине: по известной Музейной миле, мимо музея Метрополитан, мимо утопающих в лужах огней светофоров, мимо туристов и спешащих домой разноцветных зонтов ньюйоркцев.
За 12 лет жизни в Манхэттене владыка полюбил этот, в погожие дни, пеший маршрут. Особенно весной и осенью, когда Центральный парк – с его озерами, цветущими деревьями и зоопарком под открытым небом - невероятно красив.
И я не могла не спросить: «За 8 лет епископства здесь, в центре американского мегаполиса, какие отношения сложились у вас с Манхэттеном?»
«В Нью-Йорке я чувствую себя спокойно. Остров Манхэттен разнообразен и живописен. Большинство зданий здесь – не просто строения, а памятники культуры. Но самое главное для меня, что здесь находится Синодальный дом, где расположен Знаменский cобор.
Когда есть время, люблю прогуляться в Центральном парке или около него. После 10-ти вечера на 5-й авеню тихо, улицы освещены. Обычно я иду до музея Метрополитан и обратно, молюсь по четкам или размышляю о содержании проповеди. Иногда люди подходят, мы разговариваем...»
По Чину святителя Иоанна Шанхайского
— Ваше Высокопреосвященство, когда скончался митрополит Иларион, у вас была мысль, что Вы можете оказаться на месте Первоиерарха? Какие вообще были первые мысли?
— Сначала вообще был шок, страх, и только потом первая мысль: как мы будем без него? Несмотря на то, что владыка Иларион почти год болел, мы надеялись, что после курса лечения он вернется из больницы в Синод. Он и сам так предполагал. Но Господь судил иначе: владыка умер 16 мая. Мы сразу начали приготовления, чтобы достойно, с любовью похоронить владыку в его любимом монастыре в Джорданвилле.
Я позвонил старейшему по хиротонии архиерею нашей Церкви митрополиту Берлинскому и Германскому Марку, первому заместителю Председателя Архиерейского Синода. Он сказал, что на следующий же день прилетит в Нью-Йорк.
После погребения владыки Илариона, члены Синода провели заседание 23 мая, где приняли решение созвать Архиерейский Собор и избрать Первоиерарха, который с Божией помощью будет вести наш церковный корабль.
— Почему выборы состоялись спустя 4 месяца, а не через 40 дней, как это было после кончины митрополита Лавра?
— На заседании Синода звучали разные предложения. Я предложил созвать Архиерейский Собор в июле в Сан-Франциско, как раз в дни, когда отмечается память святителя Иоанна, архиепископа Шанхайского, Сан-Францисского чудотворца. Там, в Радосте-Скобященском соборе, покоятся его мощи.
Владыка Марк предлагал созвать Собор в Германии, в монастыре в честь преподобномученицы Елисаветы Федоровны, где мы проводили Собор в 2017 году. Но потом решили все же не спешить и остановились на сентябре и на Нью-Йорке. В Знаменском Синодальном соборе – Доме Курской Коренной иконы, где совершалось избрание митрополитов Филарета (Вознесенского), Виталия (Устинова), Лавра (Шкурлы) и Илариона (Капрала) – решили провести Архиерейский Собор и выборы Первоиерарха.
— Как проходили выборы Предстоятеля?
— Мы проверили досконально и следовали при избрании тому Чину, который составил в 1964 году святитель Иоанн Шанхайский, когда Предстоятелем был избран митрополит Филарет (Вознесенский)
13 сентября утром соборно совершили Божественную литургию. Открыв Архиерейский Собор, митрополит Марк выступил с докладом о церковной жизни в приходах и монастырях Русской Зарубежной Церкви, после чего архиереи перешли в Знаменский собор, где был отслужен молебен перед Курской Коренной иконой Божией Матери, образами святителя Иоанна Шанхайского и святителя Тихона, Патриарха Московского. А затем было проведено тайное голосование.
Две трети в первом туре никто из Преосвященных не набрал. Во втором туре из трех, набравших наибольшее чисто голосов архиереев, большинство проголосовали за мое недостоинство.
Преосвященные провозгласили «аксиос». Я поблагодарил за доверие, но, честно, был в недоумении, даже растерянности, просил помощи собратьев, чтобы нам и дальше хранить нашу соборность, нашу архиерейскую семью и трудиться во славу Божию.
— Сколько вы спали в тот день?
— Очень мало. Последующие дни были занятые, но радостные. Продолжались заседания Собора, мы посетили Новую Коренную пустынь – первый Дом Путеводительницы русского зарубежья Курско-Коренной иконы в США.
— Много лет назад Елеонская игумения Моисея (Бубнова) рассказывала мне, что когда она была избрана игуменией, то молитвенно просила, чтобы Господь послал бы ей одинаковую материнскую любовь ко всем сестрам, без различия. И так случилось. А вы почувствовали какие-то изменения в сердце, характере после избрания, после интронизации?
— В день настолования у меня было ощущение своего недостоинства, а когда на амвоне мне преподнесли мантию и клобук, я неожиданно почувствовал спокойствие. Я видел вокруг архиереев, множество духовенства, певчих, прихожан и понял, что мы и дальше будем все вместе трудиться, молиться друг за друга, сохранять то наследие, которое получили.
Я смиряюсь, когда слышу, как меня поминают как Первоиерарха и буду стараться быть добрым пастырем для моей паствы не только в Восточно-Американской епархии, где являюсь правящим архиереем, но и в епархиях на других континентах.
— Что, на ваш взгляд, следует изменить в Русской Зарубежной Церкви, а что на 100% оставить?
— У нашей Церкви столетняя история, начиная с Великого Исхода, и, конечно, нам надо сохранить то, что мы получили: веру православную, русскую культуру, русский язык и историю, почитание подвига новомучеников всей нашей Церкви. Помимо внутреннего миссионерства, нам необходимо, исполняя заповедь Христа, проводить миссионерскую работу среди местного населения, создавая англоязычные приходы в Америке, Канаде, Австралии, немецкие – в Германии, франкоязычные – в Швейцарии и Франции, испано- и португалоязычные – в Латинской Америке.
В Синоде в храме преподобного Сергия Радонежского возродилась англоязычная миссия: по воскресным дням там служится литургия на английском языке, а позже литургия совершается на церковнославянском в Знаменском соборе. Некоторые наши приходы и миссии на юге США служат исключительно по-английски, а многие храмы на Восточном побережье используют только церковнославянский язык. Сложилась такая симфония, которую мы будем развивать, объясняя красоту православной веры и показывая путь ко спасению местному населению.
— Владыка, каких Первоиерархов вы лично знали и какие черты хотели бы перенять у каждого из них?
— Я хорошо помню владыку Илариона: он постригал меня во чтеца, когда был епископом Манхэттенским, возглавлял мою архиерейскую хиротонию в 2014 году. От владыки Илариона я хотел бы взять его доброту, его ко всем внимание. Он всех принимал с любовью, всех выслушивал и всем подавал руку помощи.
Владыка Лавр был монахом по жизни. Будучи Первоиерархом он оставался в монастыре в Джорданвилле, раз в месяц приезжал по делам в Синод. Эту его сильную сторону – монашескую жизнь, монашеские обеты я тоже хочу сохранить.
Митрополит Виталий был строгим архиереем, горячим проповедником. Хотелось бы так же нести горячее слово проповеди нашим прихожанам.
Владыка Филарет был добрым архипастырем, спокойным молитвенником.
– А вы молиться любите?
– Как не любить молиться? Это самое главное – разговаривать с Богом и святыми. Это как – я хочу быть с Тобой...
О подражании в служении
— Это о митрополите Лавре ведь тоже? А что вы могли бы взять из образа действий митрополита Лавра как Первоиерарха?
— Владыка Лавр – смиренный молитвенник, он и служил спокойно, но торжественные богослужения совершал очень красиво. Он рассказывал, что когда ладомировская братия с митрополитом Анастасием (Грибановским) жила в конце 1940-х годов в Женеве, владыка Митрополит служил в соборе, а два Василия – будущий митрополит Лавр и архимандрит Флор (Ванько) – иподиаконствовали и наблюдали, как служит Первоиерарх, как облачается, как благословляет. Я спросил владыку, старается ли он подражать митрополиту Анастасию, и он подтвердил: «Да, я стараюсь служить как служил митрополит Анастасий». А теперь уже я стараюсь подражать в служении митрополиту Лавру.
— Вы долго были его келейником. Каким вам запомнился владыка Лавр?
— Я был рядом с владыкой Лавром последние 10 лет его жизни. Впервые я увидел владыку Лавра в детстве. Моя семья ежегодно ездила в Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилль на Троицу, где мы с братьями Павлом и Сергеем стали прислуживать за богослужениями.
Потом я учился в Свято-Троицкой Духовной семинарии. В 1998 году я закончил семинарию и остался в монастыре трудиться в типографии.
В 1999 году перед Великим постом келейник владыки архимандрит Петр (Лукьянов; ныне архиепископ Чикагский и Средне-Американский) был назначен Начальником Русской Духовной Миссии (в составе Русской Зарубежной Церкви) в Иерусалиме. Перед отъездом отец Петр вызвал меня и сказал, что теперь я буду отвечать за канцелярию и за ризницу, за подготовку к богослужениям и за поездки. Он передал мне ключи, а владыка Лавр благословил меня на новое послушание.
В 2001 году, в июле, владыка собирался в Россию, которую с 1992 года каждый год посещал инкогнито, как паломник, и смотрел, как можно помочь верующим. Я попросил благословение присоединиться к ним. Это была моя первая поездка в Россию. Для меня все было ново: Красная площадь, Храм Христа Спасителя, Донской монастырь, Данилов... Но главное – поездка на Соловки.
Наша группа в составе 5-6 человек двинулась на машине на север до Петрозаводска, а оттуда – на рабочем катере, на котором возили грузы, на Соловки. Это было время белых ночей.
Плыли мы почти всю ночь.
Помню, в субботу, под утро, вдруг видим монастырские стены. Красота невообразимая! Нашли скромную гостиницу для паломников. Владыка хотел посмотреть монастырь и попасть на остров Анзер. Нам попался хороший экскурсовод, который все нам подробно рассказал об истории многострадальной обители. Нам также удалось посетить Секирную гору. Все молились и были под впечатлением от увиденного. Владыка был рад, что смог посетить место, где страдали новомученики, он молился и чувствовал их присутствие, сопереживал им.
Владыка Лавр так много трудился, что в путешествиях – в машине, самолете часто спал и мало разговаривал. А когда говорил, то часто вспоминал монастырь в Ладомирове, в Словакии, как скромно жила там братия; вспоминал архиепископа Виталия (Максименко), который крестил его, будучи архимандритом. Владыка вспоминал, как братия уже из Женевы собиралась в Джорданвилль, где в то время жили архиепископы Серафим (Иванов) и Виталий, которые старались получить визы для братии. У них была возможность приехать или в Америку, или в Чили – ждали, какая страна первой даст визы. Первой дала Америка, и они отправились на пароходе в Бруклин. Плыли две недели. Был ноябрь, и их путешествие совпало с празднованием Дня благодарения. Корабельный повар старался всех угостить и приготовил традиционную индюшку. Братия – монахи – думают, что делать? Пришлось им есть картошку и фасоль, в то время как вокруг был пир!
Прибыли в Нью-Йорк, поехали в Джорданвилль. Было темно, снег.
Уже позже в монастыре был возведен один из красивейших соборов русского зарубежья – Свято-Троицкий.
Владыка Лавр очень тепло относился к своей семье. Недалеко от Нью-Йорка, в штате Нью-Джерси, жила его двоюродная сестра, другие родственники и знакомые. Он их навещал, когда была возможность и радовался, что мог отдохнуть в кругу семьи. Владыка всегда звонил сестре и братьям в Словакию, поздравлял с праздниками, принимал их в Нью-Йорке.
«Я не думал о священстве»
— А как ваша семья оказалась в Америке?
— По национальности мы белорусы. Спасаясь от последствий коммунистического переворота, стремясь сохранить свою веру, мои предки уехали в Германию, а из Германии переехали в Бразилию, в город Сан-Паулу. Там уже были русские люди, они создали приход и держались вместе. В 1965 году мои родители приехали из Сан-Паулу в Америку, в город Рочестер на севере штата Нью-Йорк. Там они венчались в Покровском храме, там родился мой старший брат Павел.
Потом отец получил работу в городе Трентон в штате Нью-Джерси. Мы переехали, и там родился мой брат Сергей и я – младший. В Трентоне мы были прихожанами Успенского храма; в Лейквуде, рядом с Александро-Невским храмом, было общество «Родина»; около Свято-Владимирского храма-памятника 1000-летию Крещения Руси – русское общество «Ферма РОВА». В послевоенное время русские люди старались друг друга найти и поддержать.
Наша семья жила спокойно, скромно, отношения у нас были теплые, родители передали нам главное – православную веру.
— Как проходил Ваш день в школе американской и в русской?
— Мы с братьями ходили в хорошую американскую школу. Утром и вечером обязательно молились дома. В школе занимались спортом – европейским футболом, плаванием.
По субботам мы ездили в русскую школу при Александро-Невском соборе в Лейквуде и там же оставались на вечернее богослужение. Примером для нас были наши учителя и духовные наставники: протопресвитер Валерий Лукьянов и протоиерей Борис Киценко. На приходе, где я вырос, служил священник Стефан (Сабельник), ученик знаменитого ‘иконописца всего зарубежья’ архимандрита Киприана (Пыжова). Мы с братьями прислуживали за богослужениями в Успенском храме.
Летом недели две - три мы проводили в Джорданвилле. Часто ездили с моей крестной – Александрой Саввичной Романовской, имевшей в монастыре духовника и хорошо знавшей владыку Лавра. Жили мы в монастырской гостинице, помогали на огороде, убирали вокруг храма, прислуживали на литургии.
В последующие годы от Троицы до Успения я ездил в монастырь как «летний мальчик», а осенью 1993 года поступил в семинарию.
В семинарии я нес послушания в иконоклейной и переплетной мастерских. Владыка Лавр всегда заходил и проверял, как идет работа. Книгоиздание было для него миссией, делом жизни, возможностью просвещать не только Америку, но и Россию.
Тем временем старший мой брат Павел стал инженером, Сергей – архитектором. Мы все были юношами церковными, но меня особенно тянуло к церкви: читал книги по церковной истории, уже подростком прочитал Библию.
— Как вы видели свое будущее?
— В церкви мне хотелось быть не просто прихожанином, но и участником замечательных служб. Хотел служить Богу, но не загадывал – диаконом, монахом... Как Бог даст. О священстве не думал.
— Но священником стали. И большая часть вашего священнического и архиерейского служения прошла под покровом чудотворной Курско-Коренной иконы Божией Матери, с которой вы объехали почти все континенты. Кого теперь вы видите новым хранителем Курской иконы?
— Многие годы за паломничество Иконы по епархиям отвечал местный правящий архиерей. Особенно помнят доброго пастыря - протоиерея Бориса Крицкого, который с чудотворным Образом посещал приходы и прихожан в 1980-е годы. Архиерейский Синод в декабре 2010 года возложил на меня это послушание, когда я был диаконом.
Спустя год меня возвели в сан протодиакона. Однажды во время херувимской песни за литургией я подошел к архиерею у жертвенника и тихим голосом попросил помянуть протодиакона Николая. Владыка Иларион посмотрел на меня и сказал: «Но лучше быть священником».
Мое рукоположение в священнический сан было назначено на праздник преподобного Серафима Саровского в храме памятнике в Си-Клиффе – 1 августа 2012 года.
За эти годы, если можно так выразиться, я привык к Иконе. Для меня она – утешение, для наших прихожан – радость. Особенно радостны службы, когда святой образ пребывает в Архиерейском Синоде.
Молимся, чтобы со временем Господь указал бы нам на достойного служителя, который мог бы сопровождать нашу святыню: служить молебны, составлять расписание ее паломничеств, когда я буду находиться в других епархиях, например.
«Все не могут быть подвижниками...»
— Владыка, как вы на новом служении будете формировать свой круг сотрудников, помощников?
— Мои собратья-архиереи всегда готовы поддержать меня и наше церковное дело. Архиерейский Собор назначил протоиерея Серафима Гана моим секретарем. Он трудился при митрополитах Лавре и Иларионе. Протоиерей Андрей Соммер остается ключарем Знаменского Синодального собора, за английскую миссию продолжит отвечать игумен Зосима (Крампис). Староста собора Сергей Якушин и регент Синодального хора Вадим Ган также являются моими близкими помощниками.
Как у правящего архиерея Восточно-Американской епархии у меня есть викарий – епископ Сиракузский Лука (Мурьянка), есть Епархиальный совет, сотрудники епархиальной канцелярии. Это те люди, с которыми мы не один год вместе трудимся на благо епархии.
— Какие качества вы цените в людях?
— Честность, спокойствие, доброту. И преданность Церкви, конечно.
— Какие качества не одобряете?
— В людях вообще – непорядочность, невежливость.
– В духовенстве – небрежность в служении, в отношении к пастве, грубость. Не одобряю, когда наши служители ставят жизненные радости выше дел церковных. Служение – это жертва. И сам священнослужитель и его семья приносят себя в жертву ради других людей, и мы, как можем, стараемся поддерживать священнические семьи.
— Как Первоиерарху, вам самому что-то придется менять в своем характере?
— Надеюсь оставаться добрым и доступным. Не хочу создавать дистанцию между мной и духовенством и верующими.
Помню, когда я был на 5 курсе семинарии, в 1997 году, архиепископ Лавр преподавал нам каноническое право. Занятия он проводил спокойно и, в то же время, живо, приводил примеры из церковной жизни, наставлял, как быть хорошим пастырем. Сам он много переживал за церковную жизнь, духовенство, семинаристов, всегда знал ‘золотую середину’ и нас учил понимать наших будущих прихожан. Он очень верно говорил, что все не могут быть подвижниками. Пастырю и архипастырю надо самому показывать пример и, в то же время, надо проявлять снисхождение к людям и направлять их, иметь с ними контакт не только в стенах храма.
— Но ведь вам придется говорить людям твердые «да» или «нет»...
— Это раньше я мог сказать, что надо с митрополитом посоветоваться. А сейчас – осенил себя крестным знамением и давай – принимай решение!
— А испытания властью не боитесь?
— Трудно искушаться властью, когда видение власти у наших наставников было совсем иным, не таким, каким люди воспринимают ее в миру. Власть, как они говорили, это крест и жертвенное служение. Власть – это ответственность. Архиерейская митра говорит мне не столько о славе архиерейского служения, сколько о тяжелой ответственности. Мне она напоминает о терновом венце Спасителя и о том, как мы должны стараться подражать Христу в своем собственном служении Богу и людям. Поэтому, по-моему мнению, настоящего христианина власть, скорее, смиряет, чем возносит.
— Владыка, а какие вещи митрополита Илариона вы оставили в митрополичьих покоях?
— Прежде всего, его живой дух. Из предметов – святые иконы, его письменный стол, другую мебель. Нам это всем так знакомо и дорого. Здесь и Почаевская икона Божией Матери, которую монашеская братия Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле подарила митрополиту Филарету (Вознесенскому) как благословение на первоиераршее служение. На оборотной стороне, в частности, как напутствие, написано «Да будет стояние твое пред Богом окрылено светлым упованием на покаянное пробуждение богоизбранного народа русского в новой силе духа Христова...»
А еще я храню митрополичью мантию моего предшественника. Перед настолованием для нового митрополита сшили мантию, освятили ее. Но так сложилось, что мне пришлось взять мантию владыки Илариона. В ней и совершалось мое настолование, что мне очень приятно, ведь владыка Иларион постригал меня во чтецы, рукополагал в сан священника, возводил в сан епископа и как бы хранил меня своим покровом, когда мне во время интронизации передали его мантию. Это меня очень утешает, радует и я надеюсь сохранить тот всем известный спокойный дух митрополита Илариона.
— Ваше Высокопреосвященство, как вы оцениваете православную жизнь в Австралии? Собираетесь ли посетить Австралийско-Новозеландскую епархию?
— На прошедшем в сентябре Архиерейском Соборе епископ Георгий был назначен правящим архиереем Австралийско-Новозеландской епархии.
Я посещал Австралию три раза: дважды с митрополитом Лавром, в 2008 году - с митрополитом Иларионом. Тогда мы взяли из Знаменского собора Архиерейского Синода ковчег с десницей преподобномученицы Елизаветы Федоровны и инокини Варвары, с которым посетили Сидней, Мельбурн, Перт.
Насколько я знаю, сейчас церковная и приходская жизнь в Австралии процветает, что меня очень радует. В Австралии многие священники и диаконы – выпускники Свято-Троицкой семинарии в Джорданвилле. Они получили хороший опыт и имели прекрасных наставников – тех же, что были у нас с митрополитом Иларионом, и теперь сами могут наставлять епархиальное духовенство.
Сам я хотел бы посетить Австралийско-Новозеландскую епархию в 2024 году и служить в день престольного праздника Петропавловского кафедрального собора. Время бежит быстро, и я надеюсь на скорую встречу с православными епархии и шлю им Божие благословение.
Беседовала Татьяна ВЕСЕЛКИНА
Нью-Йорк
Фото из архива митрополита Николая, протодиакона Еагений Каллаура и автора
