Домогацкий, Борис Сергеевич (20.2.1892 - 23.8.1968), журналист, писатель, сотрудник газеты «Единение» с момента её основания в декабре 1950 года.
Пересматривая подшивки старых газет «Единение» за первые двадцать лет очень часто встречал его статьи, подписанные иногда полным именем, но чаще просто Б.Д. В то время было принято подписываться инициалами, видимо от скромности, нежелания выпячивать свое имя. Многолетний редактор газеты Юрий Амосов написал, что Борис Сергеевич опубликовал около тысячи различных материалов, начиная от политических и литературных, и кончая рецензиями на книги и журналы,отзывами о спектаклях и вечерах в русском сообществе Сиднея.
Борис Домогацкий родился в семье агронома в 1892 году в Прибалтике, в городе Вендене. Много времени в детстве провел у своей бабушки в Калужской губернии, где окончил гимназию. Затем поступил на юридический факультет Московского университета. На военную службу не попал из-за плохого зрения. Свою журналистскую работу он начал в 1916 году, на юге России, в сельскохозяйственном журнале. Во время Гражданской войны – он встал в ряды Белого движения, но вскоре заболел тифом. Выздоровев, через Москву ему удалось выехать в Прибалтику. Пережив вторую войну, он с супругой, Верой Ильиничной, оказался в Австралии, в Сиднее. Работал на фабрике, затем в большом доме, переоборудованном под частную гостиницу. Это позволяло выкроить время для любимой работы, он писал статьи не только в «Единение», но и во многие зарубежные русские демократические издания, был автором нескольких десятков рассказов.
У него было больное сердце, он знал об этом, но не прекращал писать, ему это было необходимо. В своем очерке о 50-летии журналистской деятельности он написал: «За полвека потерял многих друзей... Начинаю уставать от некрологов... Скоро, видно, и мой черед». Последняя его статья в газете была опубликована за неделю до его кончины. Отпевали Бориса Домогацкого в Архиерейской крестовой церкви в Кройдоне.
Юрий Амосов в своем прощальном слове о старом друге и соратнике, сказал: «Ушел из жизни крупный русский журналист, человек огромной эрудиции, огромного диапазона знаний и интересов, человек, полвека служивший своим пером делу свободы, русскому свободному печатному слову. Человек, любивший русский народ и русскую культуру со всей страстью своей большой души».
Алексей Ивачев в статье «Русские захоронения в Австралии», 2013 год, приводит слова о нём его коллег, опубликованные на страницах газеты «Единение» в те августовские дни 1968 года: «Он был одним из самых последних представителей теперь уже навеки уходящего в легенды поколения, которое осуществляло живую связь между современностью и великой гуманистической традицией русской дореволюционной культуры. ...Широта области его интересов, его знаний, вместе с неувядающей умственной свежестью, сохранившейся в нем до самых последних дней, поражала и захватывала всех с ним соприкасавшихся. ...Он говорил и писал горячо и страстно, не страшась преувеличений и противоречий, ибо принадлежал к тому поколению и веку русской культуры, духовное солнце которых никогда не было, да и не могло быть бесстрастным. ...Жизненный путь его не был лёгким. Он познал всю горечь и бесприютность бездомных скитаний, выпавших на долю поколения страшных и страдных лет России. Но ни годы национальных испытаний, ни годы преследований и гонений, ни годы жестоких личных потерь не обеднили, не ожесточили, не омрачили его сердца: оно только богатело и просветлялось. ...Есть люди, к которым смерть приходит тогда, когда они уже мёртвы. Борис Домогацкий ушел из жизни живым. Вечная ему память».
Борис Домогацкий скончался от сердечного приступа. На его могиле, на памятнике из темно-серого гранита, латинская цитата: «Feci quod potui, faciant meliora potentes», - «Я сделал всё, что мог, кто может, пусть сделает лучше».
В 1966 году была издана книга рассказов Бориса Сергеевича «Память сердца», которую он посвятил своей жене, Вере Ильиничне, его «ангелу-хранителю». Последний рассказ сборника посвящен старому дому, где они жили в Сиднее, рядом с парком. Centennial Park был основан в 1888 году по случаю 100-летия прибытия Первой флотилии с белыми ссыльными переселенцами.
Рассказ так и называется: «Напротив - парк». Приводим его почти полностью.
«Почти в центре двухмиллионного города раскинулся этот парк. В нем много озер, птичий заповедник, вековые деревья - смоковницы, лавры, пальмы; широкие аллеи и огромные зеленные поля для спорта; конюшни, где можно взять верховых лошадей; в граните и мраморе Диккенс, Гладстон; на высоком холме русские пушки, взятые в Севастополе; скромные мемориальные плиты скромных дат - ведь стране всего150 лет, а Федерации полвека.
Напротив парка большой дом, резного дерева фасад, много цветов.
Стоит высоко на пригорке, розы заплели окна.
В начале нашего века построили этот дом и тот, кто построил, назвал дом так, как назывался маленький остров на побережьи Англии. Откуда он, его дед и прадед плавали в Испанию, Италию. Плавали под черным флагом и нападали, плавали под английским флагом, торговали всем и возили невольников.
Теперь обосновался в Австралии и опять начал плавать, возить уголь.
Пришло богатство, и дом строился без экономии. Мраморная лестница ведет к подъезду, в доме мраморные камины, ковры. Удобная и спокойная мебель времен Королевы Виктории, много картин, большой биллиард, во дворе конюшни. Модели кораблей, колокол корабельный звал к завтраку и обеду.
В доме были частные приёмы. Тогда у подъезда останавливались экипажи и кареты. Ярко освещался вход. Грумы и лакеи помогали выходить дамам в вечерних туалетах и мужчины во фраках и мундирах поднимались с ними к дому, где у входа старый дворецкий, больше похожий на лорда, чем на слугу, встречал их.
Горели огни в люстрах, звучала музыка, лакеи разносили напитки и скользили по паркету в старинном менуэте пары. Раздвигались стены, и зал превращался в театр, а гости наслаждались пением несравненной Мельбы.
Ужин в парадной столовой - тяжелая дубовая метель, зажигались свечи, бесшумно двигались слуги, разносившиеся дымящие блюда.
Спал парк, а с подъезда долго еще вызывали кареты и экипажи.
Шли года, старели хозяева и вот уже одна бабушка живет, вместе с ней несколько слуг, внук. Старел и дом, но стоял крепко, все в нем было прочно и солидно.
Но вот и бабушка умерла. Рассчитали слуг, внук подрос и стал уже во главе большого дома.
Они (русские эмигранты, ред.) сняли дом, когда прибыли в страну из Германии. ... дом уже был известен как маленький отель.
...Дом был меблирован, но требовал все же много работы, чтобы люди могли в нем жить. Закипела работа в руках тех, которые начали строить новую жизнь. Скоро все приведено в порядок, все давало возможность жить и радоваться.
Бродя по дому, все еще чувствовали, что старый дом сохраняет тепло своих стен, что в каминах еще только догорели последние огни, что из огромных зеркальных красного дерева шкафов только что взяли платье, что в буфетах стоит посуда, а на кухне блестит медь на кастрюлях и чайниках, что загораются хрустальные подвески люстр.
Не сразу, но дом принимал своих новых обитателей. Скоро стены его увидели иную жизнь, иных людей, услышали иную речь.
Все шло в старых московских традициях. В большие праздники, на Рождество и Пасху много гостей, в день Ангела хозяйки - 17 сентября - комнаты утопали в цветах, вечером большой прием, съезжались десятки друзей и знакомых.
И тогда этот древний английский дом видел, как воскресли в Австралии нравы, порядки и обычаи московского особняка на Поварской.
Пеклись куличи. Делались сырные пасхи, красились яйца, запекались окорока, готовились салаты, ставились на стол кулебяки. Вылетали пробки и лилось шампанское.
А между ужином и кофе звучал рояль и прославленный дирижер Николай Малько садился сам за инструмент и под его аккомпанемент неслись прощальные слова последней сцены «Евгения Онегина».
В кабинете у хозяина читали новые стихи, многие часы шли беседы на все темы, столь обычные для русских, когда начинают с литературы и кончают философией, музыкой и политикой, конечно.
Дом капитана, моряка, пароходовладельца Стюарта превращался в дом московского интеллигента, русского журналиста.
Больше не приезжали на лошадях, у подъезда стояли автомобили и число их росло. Среди олеандров, пальм, мирта и туи росла уже русская ель. Новые кусты роз пышно цвели, на балконе много банок орхидей.
Старые дом больше не вспоминал былое, теперь дом этот впитывал новое и улыбался солнцу.
В парке напротив, все так же австралийский зимой, в июле, цвели огненным цветом коралловые деревья, летом покрывающиеся зеленой листвой и в озере плавали гордые черные лебеди.
Дом дряхлел, но не горбился еще. Дом напротив парка, большой, уютный, светлый, многое и многих переживший».
Владимир КУЗЬМИН, Алексей ИВАЧЕВ, по материалам газет «Единение»
