Не отпустить Билла.
Все имена и фамилии не являются подлинными.
Паркую машину у приземистого кирпичного здания и вдыхаю аромат цветов, доносящийся из сада. Здесь круглый год что-нибудь цветет. Сенсорная дверь плавно раздвигается передо мной, и я попадаю в офис приемной. Здороваюсь с секретаршей и расписываюсь в журнале прихода и ухода сотрудников. Для того, чтобы войти в главную часть здания, прикасаюсь к кнопке, расположенной высоко на стене с правой стороны дверного проема. Теперь самое главное — это как можно быстрее войти, чтобы никто из находящихся по ту сторону двери не смог выскользнуть наружу.
Тут же встречаюсь глазами с женщиной, идущей мне навстречу. Они совершенно лишены выражения, безэмоциональны. Женщину зовут Дженнет, она один из резидентов с болезнью Альцгеймера. Спрашиваю, как у нее дела, беру за руку и обещаю отвести домой.
Проходим вместе несколько шагов по коридору и слышим резкий раздраженный голос, говорящий по-испански. Голос доносится из комнаты, находящийся с правой стороны. Обладательница голоса мне хорошо известна, как и то, что ее в этой комнате быть не должно. Проводим короткую и успешную операцию по извлечению испанки Долорес из комнаты австралийки Кэролайн. Долорес присоединяется к нам с Дженнет.
Буквально через несколько метров наша процессия пополняется мужчиной с синдромом Дауна. Ему больше шестидесяти, но по умственному развитию он как ребенок 6–7 лет и также излишне эмоционален. Шейн чем-то очень сильно расстроен, разговаривает сам с собой, на глазах слезы. Глажу по голове, успокаиваю обещанием дать вкусное печенье и веду мой караван в столовую, это как раз по дороге.
Путь в служебную комнату, где я могу оставить свои вещи, всегда занимает у меня много времени, поэтому на работу я прихожу заранее. Это моя Австралия, а вернее, часть ее. Это дом престарелых, в котором я проработала девять долгих лет. Это приют горя и радости, улыбок и слез отчаяния, боли и гордости от её преодоления.
Работая в месте, которое для большинства людей, живущих в нем, становится последним приютом, учишься наращивать кожу. Меняется жизненная философия и отношение к жизни и смерти. Очень многое меняется.
Ты понимаешь, что по восемь часов в день находишься где-то на грани миров, как Харон, перевозивший души умерших через реку Стикс. Помнил ли Харон имена всех, кого перевозил? Испытывал ли к ним сострадание? Скорее всего, отдавал должное мужеству тех, кто достойно завершил свой земной путь и твердо смотрел в глаза вечности. Человеком, который стал для меня примером победы духа над телесной немощью, был Билл Моррис.
У Билла не было ни старческого склероза, ни болезни Альцгеймера. У него был ясный ум, молодая душа, огромный интерес к жизни и безграничная любовь к людям. Вот только помещалось все в это в усталом, дряхлеющем теле, которое Билл усилием воли заставлял вставать и делать несколько шагов по комнате, что и обеспечивало ему относительную свободу передвижения. С помощью высоких ходунков, передвигаясь на кончиках пальцев, как балерина на пуантах, он мог выйти в сад через раздвижные двери и кормить там птиц. Мог добраться до инвалидного кресла и отправиться на нем с визитом к другим резидентам или послушать концерт, они у нас проходят пару раз в неделю. Да много чего мог. Когда мы все сбились с ног, разыскивая непонятно куда запропастившегося пациента с болезнью Альцгеймера и уже собирались звонить в полицию, именно Билл сказал нам, что человек этот забрался на крышу здания и сидел там. Билл как раз разговаривал со своим попугаем, которого он держал в большой клетке у наружного выхода из своей комнаты, и стал невольным свидетелем этого удивительного происшествия.
Как-то в комнате у другого нашего резидента, Бетти Лоу, я увидела старую фотографию, на которой рядом с Бетти и ее мужем сидел молодой человек в белой рубашке-апаш. В этом парне с открытой улыбкой я без труда узнала Билла. Бетти тут же сообщила мне, что Билл быть отчаянным женолюбом. Это была чистая правда. Старость не превратила его в бесполое существо, он ценил женскую красоту, что не помешало Биллу прожить более 50 лет в любви и согласии со своей женой-японкой.
Да, жена Билла была одной из 650 японских жен австралийских военнослужащих, которые получили разрешение приехать в Австралию для воссоединения со своими мужьями в 1952 году. После Второй мировой войны контингент из 12 тысяч австралийских солдат и офицеров был размещен в Японии, в основном на военно-морской базе в 40 километрах от Хиросимы. Военнослужащим категорически запрещались контакты с местным населением, но избежать общения с японскими официантками, горничными, машинистками, переводчицами, работающими на базе, они не могли. Как можно было запретить молодым сердцам любить? «Даже зная, что она была из стана врага, я не мог от нее отказаться…», — рассказывал мне Билл. А до того, как разрешение на въезд было получено, он вместе с другими офицерами четыре года сражался с государственно-бюрократическим аппаратом Австралии за свою любовь, что еще раз свидетельствовало о мужестве, верности и силе духа этого человека. И неизвестно еще, что было труднее: участие в военных операциях, за которые он получил правительственные награды, или изматывающая битва за право быть с любимой…
В тот вечер я работала в крыле, где помещалась комната Билла, и пришла на его вызов. Билл был уже в постели. Лицо совершенно серое, безжизненное. Говорить не мог, только жестом попросил меня позвонить домой, жене. Я помчалась к начальству за помощью. В домах престарелых Австралии дежурных врачей не бывает. Вместо врача у нас зарегистрированная медицинская сестра (брат), которая отвечает за все и принимает решения. В тот вечер нашим начальником был молодой кореец с библейским именем Сион. Увидев мое лицо и услышав о том, в каком состоянии находится всеми любимый Билл Моррис, он тут же вызвал скорую.
Когда бригада парамедиков прибыла, я уже собрала Биллу все необходимое для отъезда в больницу. А Билл собирался с силами. По его лицу я поняла, что он не допустит, чтобы его, как куль, перекладывали с кровати на носилки. Я просто почувствовала, как он усилием воли заставляет изношенное сердце гнать кровь по венам быстрее. Серое лицо порозовело, губы, до этого совершенно безжизненные, снова улыбались, глаза заблестели. Воитель был готов принять последний бой, великий актер готовился к финальному выходу на сцену. Легко, как юноша, Билл поднялся с кровати. Положил руки на подставки ходунков. Шаг вперед — изящный поворот; еще два шага на пуантах — снова поворот; легкая пробежка из трех шагов — и вот он уже на носилках. Наступил мой выход: я была просто обязана помочь моему другу закончить эту сцену, единственными зрителями которой были парамедики, смотревшие на Билла с уважением. Я склонилась над ним и сказала следующее: «Только попробуй не выздороветь и не вернуться! Тебе нигде от меня спрятаться не удастся, я и туда за тобой приду и приведу обратно!». В ответ на это умирающий притянул меня к себе и крепко, по-мужски поцеловал в губы. Нужно ли говорить, что парамедики были в восторге?
Когда я пришла на работу на следующий день, то первым резидентом, встретившим меня в коридоре, был Билл, который, вращая руками колеса инвалидного кресла, ехал в сторону офиса. На душе стало легко и спокойно. Теперь я точно знала, что в ближайшее время у моего друга все будет хорошо. В тот вечер я работала в другом крыле, и за всю смену у меня нашлось время только на то, чтобы переброситься с ним парой слов. Потом были два выходных дня, а когда я снова вернулась на работу, комната Билла была пуста и табличку с его именем с двери уже сняли…
Прости Билл, я не выполнила своего обещания удержать тебя в мире, который ты так любил. Я не знаю, как там все будет, в будущей жизни. Смогу ли я, православная христианка, встретиться в ином мире с тобой, католиком, или это не будет иметь никакого значения там, куда каждому суждено уйти? Да ты никуда и не ушел. Это ты не отпустил меня. Ты продолжаешь жить в моем сердце и мыслях. И каждый раз, когда я прохожу мимо комнаты, которая для меня навсегда останется твоей, я вижу твою чудесную улыбку, как обещание того, что все будет хорошо и моя смена пройдет спокойно.
Наталия Самохина
В Брисбене живу с 2008 года. Будучи библиографом по образованию, в Австралии освоила профессию медсестры. Являюсь одним из организаторов Недели русского культурного наследия в Брисбене. Пишу и занимаюсь историческими исследованиями для души. С "Единением" сотрудничаю с 2018 года.
