В дни, когда мы отмечаем 75 лет Победы в Великой Отечественной войне, я перечитываю письма моего отца, музыканта и фронтовика Льва Ивановича Елизарова (1926 — 2017), отправленные мне в Австралию. Я храню их, как самое дорогое, что у меня есть.
Отец вспоминал разные случаи из своей жизни: детство и учебу в ремесленном училище, службу в армии и День Победы в немецком городе Хайнрихсвальде.
«Вся жизнь — это эпизоды, мгновения, — писал Лев Иванович. — Мне давно хотелось объясниться с вами, взрослыми. Время летит, и надо успеть кое-что сказать. Я пишу как было, без прикрас… Родом я из Шенкурска. Семья большая, ни много ни мало — семь душ. Жили скромно. Бегали по улицам босиком рано, как только снег сойдёт. Учились жить и выживать. Боролись за себя сами».
Когда отцу исполнилось четырнадцать лет, он вместе с другими подростками уехал в Котлас учиться на судомеханика в ремесленном училище: «Мальчишек поразила реклама училища — форма как у моряков! Всё было так подано в газете, что наш незрелый ум сразу уловил — слава свободе! Едем! Что будет — то будет! Так хотелось удрать из гнезда родного, что трудно даже описать»!
Учились старательно, а по выходным бегали на танцы в клуб… Будущее казалось прекрасным. Только и проучились то один год, и началась война.
Везли на фронт эшелоном сутки — с ветерком и без помех. Эшелон немцы не бомбили, потерь не было. До фронта — ни одной остановки в пути.
«Она, проклятая, всё перечеркнула. Всё было поставлено на военные рельсы, были только фронт и тыл. Нас, всех подростков, мальчиков и девочек, распределили по рабочим местам — кого на Урал, а наше отделение судомехаников распределили по судам. Мы стояли вахту так же, как и взрослые — по двенадцать часов в сутки. Было очень трудно. Капитан, механик и помощник — мужчины. Все остальные — женщины и подростки».
Денег не платили, питание «как в сказке»: болтушка на обед — это вода и немного сушек или ложка крупы, а вечером — кипяток. И так — всю навигацию, с мая по октябрь. Вся тяжёлая работа была на женских плечах — матери, жены, дочери стали матросами. Днём и ночью женщины грузили дрова, тянули огромный цинковый трос метров пятьдесят-семьдесят, вязали плоты. Трудились они, выполняя мужскую работу, и никто не стонал, не жаловался.
Отец писал: «Я до сих пор удивлен работой, стойкостью и силой русской женщины! Мужики бы не выдержали, это точно! Когда я вспоминаю это время и этот героический подвиг женщин, то думаю, что приравнял бы их к фронтовикам. Весь огромный тыл был на их плечах и плечах подростков — мальчиков и девочек! Работа в тылу была адской. Мужчины почти поголовно были на фронте. Однако нечеловеческий труд женщин и подростков был забыт».
Бомбежка Архангельска в августе 1942 года врезалась в память на всю жизнь: «Утром по тревоге нас бросили помогать выносить раненых из разрушенного госпиталя. Жутко! Из рассказов раненых понял, что война надолго».
В июне 1944 года отец был призван в армию в город Архангельск — 34-й запасной стрелковый полк. «Новая полоса жизни. Служение Отчизне нашей. Чувства опускаю. Одно могу сказать, что патриотизм во мне ночевал. Сомнений не было, но удивила чехарда в военкомате. Призыв в армию, как обычно: военкомат, распределение и в путь — на фронт».
Однако, когда молодых, восемнадцатилетних ребят в Архангельске осмотрели, то решили несколько человек отправить в город Вологду, чтобы они набрали вес — уж очень ребята были худенькие. Вид их был плачевный. Отец вспоминал, что он был «стройный, как скелет — сорок два килограмма при росте 152 сантиметра»!
В Вологде новобранцев подкормили, восстановили, дали боевую винтовку, обмундирование и сводили в учебную атаку. В начале августа одели в форму, разбили по взводам и — шагом марш на погрузку на фронт. Двадцать девять новоиспеченных молодых бойцов ехали на фронт, а вернулся в родные края через шесть лет отец один… Как же тяжело было наведываться в родные края после войны, где преследовали его глаза матерей убитых товарищей.
«Везли на фронт эшелоном сутки — с ветерком и без помех. Эшелон немцы не бомбили, потерь не было. До фронта — ни одной остановки в пути. Примерно в тридцати-сорока километрах от фронта выгрузили и — бегом повзводно в лес. Появился на коне командир полка и произнес мини-речь. После чего нас стали распределять по ротам — кто в пехоту, кто в миномётчики, кто в артиллерию. Я попал в миномётчики, затем в саперы. Было очень опасно и тяжело. Нет слов».
«Опять исхудал и, когда перед новым годом, где-то 29 или 30 декабря 1944 года, был направлен в 5-й учебный танковый полк Первого Прибалтийского фронта на учебу, то сразу же попал в медсанбат. Там меня восстановили и придали вид солдата-курсанта. Учебный танковый полк был в Литве. До фронта недалече. Так что спали по ночам некрепко».
На фронте отец получил письмо-треугольник от своего друга детства Евгения Богового, который с радостью сообщал ему, что он тоже воюет… Только в 1947 году, будучи в отпуске на Родине, Лев Иванович узнал, что Борис погиб в Венгрии — в свои девятнадцать, за два месяца до Победы. «Это был мой настоящий друг и настоящий герой. Им, погибшим, мы обязаны жизнью. Без этих потерь не было бы Победы», — с горечью признавался отец. Так и оставался для него день Победы — «со слезами на глазах» — праздник и горе одновременно.
Победу отец встретил в городе Хайнрихсвальде: «Ура! Приказано жить, а приказы надо выполнять! Это было невообразимое чувство, летал как на крыльях! Что значит ПОБЕДА»! 11 мая 1945 года на торжественном построении полка Льву Ивановичу вручили медаль «За отвагу». Награждён он был ею ещё в ноябре 1944 года. Медаль же нашла его только в мае 1945-го в Германии. «Состояние было моё неописуемо. Похоже на полёт «ангела». Ведь конец войны, да и награда! В одночасье я стал героем. Полк так громко кричал «Ура!», что я чувствовал, что перепонки не выдержат. Танкисты на меня смотрели, как на героя. Куда пойдёшь, везде слышишь: «Лев идет»!
После демобилизации в 1950 году Лев Иванович вернулся в родной Шенкурск. «В то время, как грибы после дождя, появились в стране детские дома, собравшие под свои крыши сирот, обездоленных войной». Отец работал в одном из таких детских домов в Шенкурске физкультурным и музыкальным работником. Руководил кружками: хором и танцами, аккомпанировал. Долгое время ходил в шинели — заменить ее было не на что. Только в 1957 году переоделся в гражданское.
Окончив музыкальное училище в Архангельске, Лев Иванович долгие годы работал учителем музыки по классу баяна в детской музыкальной школе №3 в Северодвинске, руководил оркестром баянистов.
Прожив с женой Музой Александровной более пятидесяти лет и потеряв её в 2004 году, отец писал мне в одном из своих писем: «До сих пор не могу привыкнуть к одиночеству, так и летаю с одним крылом. Поначалу было очень трудно, ведь я работал в трёх-четырех местах, а всё хозяйство было на плечах жены. Что ж, говорят, и с одним крылом пытаются летать».
В памяти многих родных, живущих в Австралии и России, коллег и бывших учеников Лев Иванович остается человеком большого доброго сердца и настоящим Учителем, преданным музыке. Его увлечения спортом, йогой не остались незамеченными коллегами по музыкальной школе и нашли отражение в стихах, посвященных Льву Ивановичу, а любимые папины выражения о том, что «жизнь — это движение» и что «хорошо бы всё в жизни шло „crescendo“», вошли в наш обиход.
«Я войну на своей шкуре испытал и не дай Бог испытать другим. Я за мир и хочу, чтобы мои дети, внуки и внучки жили не в состоянии страха, а жили на Земле мирной и созидательной. Дай Бог вам счастья и мирного неба над головой»!
Ирина Львовна ГАН, Тасмания
