Потеря дочери первого зубного врача города Харбина

Харбин — весёлый город, Харбин — весёлый город
В далёком Маньжуго, теперь Мань-Чжу-Ди-Го

Страница первая. Из архива семейной истории, по памяти и со слов родителей и родственников в Харбине и за границей. Речь в этой истории пойдёт о Зинаиде Нетребенко, дочери Максима Яковлевича Нетребенко от первого брака, исчезновение которой осталось загадкой.

Действие нашей истории начиналось в семейном доме в Новом Городе на Глухой улице № 42, в районе, стратегически расположенном недалеко от таких важных объектов как Харбинский вокзал, Управление железной дороги, Харбинский политехнический институт, Св. Николаевский собор, ну и, конечно, булочная Пулковник, рядом с обширным зданием польского клуба. Это был центр царства КВЖД. Тут же неподалёку находилось Офицерское собрание, Гранд отель и один из красивейших особняков города — трёхэтажный дом господ Щербаковых. Как говорится — «Живи — не хочу». Вот тут и появилась на свет маленькая Зина. Быстро росла здоровым и умным ребёнком, играя с соседскими детьми, когда ей исполнилось 10 лет, родители решили отдать её в английский интернат в городе Чифу. Почему-то там находились эти иностранные учебные заведения.

В Харбине в те времена было модно отсылать молодых людей в такие вот интернаты или ещё дальше, за границу, в США или Англию, где они могли изучать кроме обычных наук ещё и иностранные языки: английский, французский, немецкий и другие. Замечу, что эта мода была не доступна каждому смертному харбинцу. Стоимость обучения была велика, и далеко не каждый житель мог мечтать дать такое «высшее образование» своему ребенку.

На летние каникулы Зина приезжала домой в Харбин, иногда прося родителей «приютить» на лето какую-нибудь подружку. Родители соглашались, но не с большим удовольствием, так как это обстоятельство им не давало возможности быть ближе к дочери в течение короткого времени каникул. Так пролетели годы и, наконец, Зина вернулась домой высокой стройной девушкой с дипломом, открывающим ей дорогу в жизнь. Так оно и получилось на самом деле. В те времена в Китае и на Дальнем Востоке России была широко известна немецкая фирма Кунст и Альбертс, поставляющая в эти районы европейские товары и увозящая в Европу бобовые жмыхи, из которых мощные европейские прессы выжимали больше масла, чем сами китайцы, и это приносило компании чудовищные барыши. Кто-то из многочисленных пациентов отца, видимо узнав, что дочь Максима Яковлевича окончила своё образование и вернулась уже насовсем домой, посоветовал ему обратиться в контору Кунст и Албертс для подходящей для неё работы. Также выяснилось, что Иван Иванович Селюк (близкий родственник матери Зины), занимающий в этой фирме видное положение, сможет изрядно пособить в смысле рекомендации. Всё вторило этому проекту.

Страница вторая. На второй день после визита в контору компании Кунст и Альбертс Зина вышла на работу, роковая дата, изменившая не только её жизнь, но и жизнь всей семьи Максима Яковлевича Нетребенко в недалёком будущем.
Год 1932. Японские войска занимают Манчжурию. Город Харбин оказывается в оккупации. Японцы юридически перестраивают страну, которая просуществовала без малого 10 лет. Во главе этого нового государства они ставят последнего оставшегося в живых китайского императора Пу И.
Государство стало называться Маньджу-Ди-Го, и время исчисления изменилось. Например, я родился в марте 8-го года Маньджу-Ди-Го, во время царствования Императора Пу И! И никак не иначе.

Император Пу И сам красив собой, страшно любит русских женщин (о чём говорят многочисленные фотографии), любит балы, где он всегда фигурирует, как глава государства, но главное это то, что он находится под полным контролем японцев.
Многое не изменилось, въезд и выезд за границу открыт, товары с рынка не убывают, иностранные труппы и артисты выступают на городских сценах.

Жизнь идёт своим чередом. Зина ежедневно уходит на работу и очень довольна. Не очень довольны родители. С первых же дней её работы её провожает домой какой-то дядька. Приятной наружности, элегантно одетый — выглядит много старше её. Оказалось, что этот «дядька» занимает какую-то ведущую позицию в компании и подружился с молодой Зиной.
Ещё скорее, чем это ожидали родители, Зина испросила позволения пригласить его в дом. Ну, и скоро изъявили желание справить свадьбу, что и было сделано. Им была отведена одна из обширных комнат в доме у отца. Жизнь потекла своим чередом и, казалось, что нет преграды счастью молодой пары. А на самом деле человек предполагает, а Бог располагает.
И вскорости семейные события развернулись таким образом, что если бы эту тему дать английскому писателю Фредерику Форсайту, который написал такие замечательные истории, связанные с нашей страной как «Odessa File», «The Devil’s Alternative» и другие, то он, подхватив тему, смог бы написать настоящий бестселлер.

Страница третья. Молодые, ни в чём не нуждаясь, могли позволить себе роскошную светскую жизнь, посещая концерты, оперетты, крестины, именины, оперы и балы. Вот тут-то на одном из балов, устраиваемых обществом БРЭМ (Бюро русских эмигрантов Маньчжурии), Зина попалась на глаза «великому императору». (Кстати БРЭМ не пользовался большой популярностью, будучи жандармским заведением на службе у японцев).

В течение вечера император не спускал с неё глаз. Послал «гренадёров императорской стражи» пригласить её с мужем к себе за стол и заручился у Зины, что это их не последняя встреча. Это вызвало наигранное недовольство у её мужа и зависть у дам высшего общества, которые, конечно, мечтали войти в среду императорской фамилии.
Не прошло и двух недель, как японский военный курьер на мотоциклете подкатил к дому М. Я. Нетребенко и передал приглашение императора Зине и её мужу явиться на очередное празднество Японской миссии и БРЭМА. Внизу приглашения стояла лаконическая надпись «подберу за час до встречи».

Максим Яковлевич страшно рассердился, заявив, что туда-то вот вы никогда не пойдёте! К большому удивлению, глава семейства Карл (я вспомнил его имя, после того, как на днях моя жена Рита принесла мне одну из серебряных вещей, оставшихся в семье и сказала: «смотри, гравировка гласит Карл, а с другой стороны Зина») не только не противоречил, а казалось, наоборот, ликовал при таком обороте дел. Странное явление со стороны мужчины при данном обороте дел.

Во всяком случае, когда подкатил императорский лимузин, доктор в своём белом халате вышел поинтересоваться, чем, мол, удостоены мы таким большим вниманием его Императорского Величества? Сопровождавший шофёра офицер сказал, что ему поручено доставить мадам Зину и её мужа на бал. На это Максим Яковлевич любезно ответил, что он, как отец мадам Зины, страшно польщён, но, как доктор, должен с сожалением заявить, что она выйти из дома не может будучи страшно больна, а вот её муж с величайшим удовольствием посетит это сборище великих вельмож. Конечно, муж поспешил отказаться. Офицер откланялся, лимузин укатил.

Страница четвёртая. Карл в бешенстве кричал: «Что вы наделали?! Сейчас нас арестуют, моя карьера рухнет, великие тайны станут явными, моя страна мне этого не простит, потому что вы, вы… из-за вашего пренебрежения к японской нации. Но мы, мы можем сделать гораздо больше, немного потерпев, а там в кругу императорских гостей можно так много узнать?!»
Максим Яковлевич смотрел на Карла и начинал понимать, что перед ним не просто продавец компании Кунст и Албертс. Сказал, действительно с вами тут попадёшь в Японскую секретную миссию, а оттуда не возвращаются живыми. На лучший случай тело выдадут, извинившись, что человек заболел, и вылечить его не было никакой возможности. Карл, что-то сказал вроде, «не мне это объяснять».

После этого случая зять с тестем перестали разговаривать, вместе не ужинали. К всеобщему огорчению счастливая жизнь в доме прекратилась. Молодые ещё не раз посещали всякого рода съезды с Императором, пока вдруг в один прекрасный вечер Зина заявила, что завтра они уезжают в Гонконг, куда, якобы, Карла переводят по работе. Отец и мать только всплеснули руками. «Вот тебе на…..»?
Забрав маленькие чемоданчики, пара на рассвете ушла, вероятно, к вокзалу, который находился в 10 минутах ходьбы. Поезд до города Тяньзинь, а там японский пароход до Гонконга. Так думала мать Доменика, иначе думал отец. Любил говорить: «Свежо предание, но верится с трудом».
Приказал бойке китайцу, жившему в доме, собрать все вещи в комнате, где жили молодые, — всё сжечь в топке парового отопления, ничего не утаить, и это включая письма, бумаги, фотографии, хотя их было и немного. Бойка плакался «Куда ходи мадама Зина, куда ходи капитана Кала, холошие веши не надо шигати».
Как рассказывает отец, самое страшное было впереди…

В очередную субботу императорский лимузин, уже, как к себе домой, подкатил и офицер, немного задержавшись, вошёл в открытую дверь и встретившись с бойкой, по-китайски спросил, готовы ли молодые, на что тот испуганно указал на доктора, который был занят с пациентом.
«Нет их, уехали в Гонконг!» Офицер присел — обычная манера удивления у японцев.
«Уехали! Как така!» — от неожиданного известия он забыл хороший русский.
«Вот така, уехали». Офицер убежал, на ходу что-то крича шофёру.

Страница пятая. Меньше, чем через час — 4 мотоциклета с колясками, солдаты в форме японской военной миссии практически ворвались в дом. Офицер заявил: «Нам надо искать!»… «Ищите, — ответил отец, — ищите вчерашний день».
Обыскав дом и допросив перепуганного до смерти бойку, офицер сказал отцу, что они его забирают на допрос по случаю исчезновения дочери и зятя. Попрощавшись с женой, он сел в коляску мотоциклета.
Точно такой же мотоцикл имел и он, редкость в Харбине в те годы. Поймал себя на мысли, что никогда в коляску я не садился. Подумал, «докатался»!
На допросе отвечал, всё что знал, честно, а что догадывался, конечно, не говорил. К утру отвезли его домой, поблагодарив за содействие великому государству Маньчжу-Ди-Го. Держать известного в городе человека японцам не хотелось. Отпустили — в то время они ещё были гуманными с иностранцами.
Сага о молодой, умной, красивой Зинаиде Максимовне Нетребенко с большими надеждами на будущее тут прерывается…

Вскоре японцы закрыли выезд и въезд в эту новую страну Манчжу-Ди-Го. Назревала Вторая мировая война.
Секретная японская миссия не забыла про инцидент связанный с дочерью Нетребенко. Видимо, помимо увлечений императора и роскошных балов Японской миссии и БРЭМА, существовал тайный надзор, главным образом среди европейского населения, связанного какими-то узами с Советским Союзом.

Мирный договор о ненападении между Японией и Советским Союзом был в силе, но, насколько я помню, всегда были разговоры о желании Японии расширить свои владения до гор, отделяющих Азию от Европы. Якобы по другую сторону Уральских гор будет царить всесильная свастика. Не раз летом, проходя мимо японской школы, я слышал учителя русского языка, задававшего японским детям вопрос, а где ты будешь жить? И дети хором отвечали на ломанном русском «На Урара». Далее он задавал им следующий вопрос: «А где ты будешь купаться?» И дети хором отвечали: «На Байкаре». Всё было решено, оставался только вопрос времени.
Время шло, и все органы воюющих стран напряжённо работали. Напряжённо работала японская секретная миссия. Сделав промах, упустивши Карла, они пытались найти новые нити.

Страница шестая. Каждую вторую среду месяца Максим Яковлевич посещал зубоврачебный магазин.
Изученный годами путь его лежал по Маньжурскому проспекту, который упирался в Свято-Николаевский собор. Он обходил его с левой стороны, минуя красивые здания Московских рядов, затем мимо замка, построенного предпринимателем Джибелло Сокко, и далее по Большому проспекту до магазина Чурин и Ко. Весь этот путь занимал у него не более получаса, так в его манере всегда было ходить очень быстро, опираясь на тросточку из какого-то фиолетового дерева с серебряным набалдашником с вставленной монетой с головой какого-то китайского императора. Во времена японской оккупации этот набалдашник был зашит в кожаный футляр. Видимо, император на монете был не очень дружен с японцами. Тросточка сохранилась по сей день.

Однажды, на своем пути, подходя к собору Святителя Николая, он заметил фигуру японца в штатском, прогуливающегося вокруг церковной ограды. Фигура показалась ему знакомой, и он, не желая с кем-либо встречаться, впервые за все эти годы пошёл с правой стороны собора. Обойдя собор он увидел японца, идущего прямо к нему. Это оказался японский офицер, однажды приезжавший в лимузине Императора. Видимо ему было поручено навести потерянный контакт. После короткого «радостного» приветствия, идя рядом, он начал своё деловое повествование, «как хорошо живётся в нашем городе, где все жители довольны» и так далее. Затем он быстро изменил тему, сказав, что встреча не случайна, но совершенно конфиденциальна. Он не хочет, чтобы кто-либо видел их вместе.
Далее он сообщил, что ему хорошо известно, что доктор Нетребенко много лет был председателем Украинского общества. Он был очень активным и при нём был построен многоэтажный дом для нужд этого общества, и также в двадцатых годах украинская церковь Св. Покрова была воздвигнута на старом Харбинском кладбище. И, ещё, мол, мы знаем, что во время стихийного бедствия в центральном Китае ваша организация собирала колоссальные средства для пострадавших китайских крестьян и даже вы сами с группой ваших соотечественников работали в этих затопленных районах, оказывая первую помощь пострадавшим. Вы — очень активный, уважаемый гражданин и вы могли бы быть нам очень полезны, получать приличную компенсацию и заслужить благосклонное отношение «Его Славности Императора Страны Восходящего солнца».

Страница седьмая. Видя негодование доктора, агент поспешил добавить, «даже то обстоятельство, что ваша дочь Зинаида тайно скрылась со своим ненадёжным мужем, будет вычеркнуто из доноса на вас»! «Вот мой магазин, я у цели моей сегодняшней прогулки. До свиданья, до свиданья», — и Максим Яковлевич скрылся за дверью.
Голова его кружилась. Он знал, что отделаться от японского предложения не будет лёгким. Ответ его всегда был один: «Я — дантист и менять профессию не собираюсь, мне уже не двадцать лет».
Через две недели японец снова встретил его около собора Св. Николая. И снова в третий и последний раз. Но тут он изменил свою тактику, сказав: «Вы помните как приезжий русский артист, кажется, г-н Дольский исполнил эту чудесную песню про наш город?! И как гуманно его попросили покинуть наш замечательный город?!" Песню знали все, но доктор ответил: «Да, я бывал на его выступлениях, но никакой песни не слышал». Японец махнул рукой. А на самом деле песня звучала так:
Харбин весёлый город, Харбин весёлый город
В далёком Маньжуго, теперь Манджу-Ди-Го
Живётся там привольно, все жители довольны
Все жители довольны, хотя и далеко.
Эту песенку, конечно, знали все русскоговорящие, живущие в те времена в г. Харбине.

Восьмая страница. Избавившись от японского «приглашения», Максим Яковлевич Нетребенко уцелел, а когда в 1945 при допросе на вопрос, встречался ли он с агентом «К», ответил: «Да, он меня встречал». Агент «К», вероятно, сам Акикуса Сан. «Зачем встречал?» Ответил: «Предлагал работать в японской военной миссии. Понятно, что я отказался, а то бы с вами тут и не встретился». Взглянув в папку какого-то рапорта, советский офицер промычал: «Так оно и есть. Идите, вы свободны». (Это был третий арест).
В папке этой был, вероятно, донос сотрудников БРЭМА японской военной миссии. Была там фраза доносчика: «Встречался он (МЯН) с агентом К и беседовал. О чём говорили, услышать не удалось».
Папку эту мне удалось получить, когда Мара Мустафина вела изыскания уже в заброшенном архиве г. Хабаровска для своей книги «Секреты и шпионы». Она любезно, вероятно, помня нашу старую дружбу с её отцом Алексом (яхтсмены), отозвалась на мою просьбу и передала мне папку, из которой я много узнал о первом зубном враче города Харбина. Спасибо Мара!

Прошло много времени, выветрив из памяти тех времен последнее, что там оставалось. Кто мог подумать, что через более чем шесть десятков лет придётся вспомнить где Зина, закончила свой жизненный путь?

Шли годы, вдруг в один прекрасный день, неожиданно, с криком радости бойка китаец вбежал в кабинет отца и, еле сдерживая дыхание, выдавил: «Зи-на-аа».
Отец рассказывает: «Услышав, я хотел выйти в коридор, но мне стало плохо, и если бы не бойка и мой пациент, я бы упал, такого казуса я никогда в жизни не испытывал». Где же она? Бойка держал в руке письмо. «Вот дурень, а! Ты что издеваешься?.." Испугавшись, бойка заговорил на своём китайско-русском диалекте: «Капитана, никуда не деваешься, писемо тута я не потеряла!». Забыв про пациента, Максим Яковлевич склонился над письменным столом.

Девятая страница. На письме советская марка. На обороте адрес — Архангельск. Он побежал внутрь дома: «Доменика!» Доменика Фёдоровна Нетребенко — мать Зины.
«Отыскался след Тарасов! Читай!» Письмо было короткое, помятое, со следами каких-то пятен. Почерк не той Зины, выпускницы конвента города Чифу. Руки его дрожали, голос дребезжал.
Письмо Зины. «Дорогой папа и мама. Мы, наконец, на родине, большая радость. Расскажу всё в следующем письме. Если вам нужна помощь, то мы всегда рады были бы вам помочь, а пока пришлите нам вещи для украшения стола и ту маленькую вазочку, что я так любила играть в огороде. Мы вас никогда не забывали». Ну, и ещё что-то в таком духе. Подписано «З и К».

Окрылённый радостной весточкой, отец слетал на главную улицу города, Китайскую, где около театра «Модерн» всегда толпились агенты готовые услужить по всяким легальным и нелегальным делам. Среди них был Адик, забыл фамилию, пациент и друг дома. Вернувшись домой, он выложил Доменике все данные имеющегося у него плана. Друзья сказали, что деньги не работают, а вот нужен только металл. Собрали семейное серебро и ту маленькую вазочку, с которой любила играть маленькая Зиночка (кубышка, закопанная в огороде).

Вернулся к театру «Модерн» на другой день, и изрядно заплатил агентам за работу по её доставке по адресу. Надежды на благоприятный исход этой операции было мало, но отец всегда действовал быстро и прямо, он часто говорил: «где слышится горе — будь первым там!» Так вроде их учили в военном лазарете на военной службе.

К великой радости и неописуемому удивлению Зина прислала письмо, где благодарила родителей и просила простить её за содеянные ею грехи.
Отец, в таких случаях всегда отвечал: «Бог простит». Не совсем понятное для меня выражение. Что это? Прощение или отказ простить, или он просто отклонялся от прямого ответа?
Десятая страница. Прощай, Зина! Никогда, никогда больше никто ничего не слышал о Зине и её муже Карле, хотя и были моменты радужных вспышек надежды. На долгие годы оставалась загадка. Где ты закончила свой жизненный путь, дорогая? Вероятно, не родилась ты под счастливой звездой, или нам многое неизвестно.

Много лет спустя.
Арена военных действий перекинулась на Дальний Восток. Атомные бомбы сброшены на Японию. Япония сдаётся на милость победителей. Красная Армия, перейдя границу, докатилась до Харбина. Парашютный десант приземляется в порту города Тяньзина и захватывает пассажирский пароход, увозящий императора Пу И, его телохранителей и сопровождающую японскую гвардию, придворных дворца и прочая в Страну Восходящего Солнца. У них задание доставить императора, во что бы то ни стало, живым и невредимым в Хабаровск, что они и выполнили без всякого упущения деталей. Император помещён в обширный дом с тремя из своих служащих, где он будет проживать несколько лет, прося остаться и получить советское подданство.

Просьба не удовлетворёна, и по инициативе товарища Сталина Пу И передан товарищу Мао в Пекин, где китайское народное правительство даёт ему работу садовника в его же Запретном Дворце, где он и умирает в 1970-х годах. А между тем город Харбин живёт, освобождённый от японского ига.
Максим Яковлевич, как обычно, лечит и вставляет искусственные зубы. Масса офицеров и всякого рода высшего военного состава обращаются к нему за необходимой помощью. Симпатичных он оставляет на обед. Рассказывает про Зину. Многие обещают, но безрезультатно.

Один инцидент подаёт надежду… С предупреждением «не задерживать» является к нему маршал Василевский. Командует: «Как лучшего врача и техника, прошу вас поставить мне золотые коронки, как память о Харбине».
Осмотрев его зубы, Максим Яковлевич заявил, что этим зубам не нужны никакие коронки и опиливать их он не будет по этикету того времени, а если уж он так хочет получить память, то говорит, идите на Болотную улицу, где-то угол Зейско-Атамановской, где находились дешёвые публичные дома. Долго смеялись, маршал остался на обед и, конечно, зашёл разговор о Зине. Взял данные и сказал: «Клянусь, что если буду жив, я найду её». Вероятно, тоже растаял в необъятных просторах.
Казалось бы, надо поставить уже точку навсегда, но нет, видимо не под той звездой родилась девочка.

Одиннадцатая страница. Последний привет! В 2009 году, по инициативе Николая Заико из Австралии, жившего последние 10 лет в Харбине, я и моя жена Маргарита устроили Бал — съезд харбинцев на нашей «родине», в Китае, которую мы покинули 50 лет назад. Съехались более 250 человек, из Австралии, России, Кореи, Японии и других стран рассеяния.
Русская пресса долго писала об этом событии, ну и харбинская, конечно, тоже. Там мы встретились с Надей, редактором «Русской Атлантиды» в г. Челябинске. Первый Русский Бал в г. Харбине за последние 50 лет.
Долгое время после бала нам приходили письма от людей из разных стран, прося информацию, адреса, контакты соединить с кем-то и т. п. Мы конечно, если могли, с радостью отзывались.

Однажды ночью, это всегда бывает ночью, звонок по телефону… Голос незнакомый (имя и фамилия изменены мною).
«Меня зовут Иван Подгубный, звоню из Киева, хочу связаться с Константином или Маргаритой Нетребенко». «Говорите, это я Константин, чем могу быть вам полезен?» «Мой друг был на балу в городе Харбин и рассказал мне о вас».
«Очень приятно». «А ваша фамилия Нетребенко?» «Да, да, я же уже сказал». Телефон продолжал: «У вас была дочь Зинаида Нетребенко?…" «Нет!…. Промелькнула мысль, это какой-то, шантаж, или… Ответил: „Сестра, может, была, да давнооо… это было“.
„А сколько вам лет?“ „Что за допрос?“. В шутку сказал, " Я родился в восьмом году царствования императора Пу-И в государстве Маньджу-Ди-Го». Вместо смеха Иван просто выкрикнул: «Дак, это вы, это она!»
Вдруг телефонная связь оборвалась. Осталось только думать, что это?

И снова ночью, звонок из Киева, другой голос, вполголоса: «Я — друг Ивана Подгубного, объясню, Иван работал (почему работал?) в национальном банке, там хранятся сокровища, когда-то принадлежавшие китайской династии Цинь. Последний из них был император Пу-И. На днях специалисты по антиквару компании Сотбис из Лондона посетили наш банк и пытались оценить хранящиеся тут китайские сокровища. Один сказал, цена им биллионы фунтов стерлингов. Тут были вещи, которым 6000 лет. Рассматривая одну из статуэток, мой друг увидел надпись, которая его поразила, а потом он составил план возврата её по назначению до того, когда эти сокровища будут возвращены Китайской республике (если это случится — моё прим.). На одной из вещей было написано по-русски: „Подарить Зине Нетребенко“, — он решил, что хозяйкой должна быть она, но план не сработал и получилось очень-очень плохо». Я спросил: «Почему план не сработал? И что случилось?» Но телефон, оборвавшись, безжалостно пищал «пиу, пиу, пиу», а мне, казалось, он говорит «ПуИ, ПуИ….…»
Это был последний привет. Возврата нет. Спросить не у кого. Прощай, Зина.

Написано по памяти со слов Максима Яковлевича Нетребенко и других членов семьи Константином Максимовичем Нетребенко в августе 2017, в местечке Костарита, посёлок Блэкхис, Голубые горы, Австралия.

PS. Моё личное объяснение. Служащий государственного банка Украины, во время осмотра старинных вещей, когда-то принадлежащих императорской династии Цинь и случайно оставшихся в г. Хабаровск после выдачи императора Пу-И китайским коммунистам, заметил надпись и решил найти, якобы, хозяйку и, конечно, разделить с ней выгоду при продаже на аукционе.
По всей вероятности и Подгубный и его приятель пали жертвой каких-то "органов".
Любопытный читатель, вероятно, спросит: «Каким образом эти исторические сокровища перекочевали из Хабаровска в подземное хранилище банка Украины?»
Так как этот эпизод не является частью семейного повествования, я считаю, описание его мною не имеет никакого смысла.