В беседе с редактором «Единения» Александр Евдокимович Демидов рассказывает о русской театральной жизни 50-60-х годов в Харбине и Сиднее, о своей первой роли в театре и о том, как сделать свой парк.
— Когда человек проживает значительную часть жизни, часто тянет оглянуться и выбрать наиболее интересные страницы. Какие этапы вы бы могли выделить в своей жизни?
— В моей жизни было немало ошибок, но была и масса достижений. Вся моя жизнь начала крутиться вокруг искусства с 6-летнего возраста, когда я начал играть на пианино. Мой папа, а он был лучший флейтист на Дальнем Востоке, работал вторым дирижером Харбинского симфонического оркестра. К несчастью, когда мне исполнилось 9 лет, папа умер, и мама не смогла продолжать мое образование. Это был конец 1944 — начало 1945 года. Время было тяжелое. Как-то мой лучший друг Игорь Абрамов, сейчас он заслуженный деятель искусств в Омске, пришел к нам в гости. Помню, была осень, и мы с мамой закапывали смородину в саду, готовясь к зиме. Он обратился к матери: «Елена Михайловна, можно я Шурика возьму. Там у Васильевой-Лебедевой для него маленькая роль есть». А Игорь уже занимался в этом театральном коллективе при школе. Мама считала, что это будет лучше, чем я буду просто бегать по улицам. Для меня это была первая встреча с театром. Когда Лебедева ушла, к нам пришел Михаил Иванович Маркин. А позже коллектив работников сценического искусства организовал юную драматическую студию, туда пришла работать Алла Николаевна Светланова. Тогда сделали много постановок: «Чудесная дудочка», «Королевство кривых зеркал» и другие.
В коллективе Василия Томского
— Когда я повзрослел, по пути моих старших друзей решил пойти в театральный коллектив Василия Томского. Его настоящая фамилия была Москвитин, отец был купцом первой гильдии, продавал чай. Василия послали в университет учиться на геолога. Он закончил, но потихонечку стал ходить в театральную студию и получил и там образование. Когда отец узнал, что сын будет играть на сцене, он его проклял. Василий взял псевдоним Томский и стал известным антрепренером, режиссером и актером. В Харбине каждые две недели он ставил новую постановку, говоря, что иначе публику не собрать… Томский работал со своим коллективом в Чуринском клубе. Начинал свою театральную жизнь в Харбине он в театре у Константина Зубова, который после возвращения в СССР стал народным артистом и главным режиссером Малого театра в Москве. Вскоре Томский создал свою театральную труппу. В 1928–29 годах у него играл артист Борис Бабочкин, известный нам по роли Чапаева.
— То есть, на сценах Харбина выступало немало прославленных деятелей искусств. Широко известны несколько гастролей балета Анны Павловой. Оставшиеся здесь артисты её труппы положили основу австралийскому балету.
— Приезжал Лемешев, Владимир Володин — актер-комик, снимавшийся в фильмах «Цирк"и «Волга-Волга». Шаляпин выступал в Шанхае и Харбине с огромным успехом. Когда его пригласили фашисты дать концерт (в Харбине с 1931 года существовала Русская фашистская партия. Ред.), он ответил: «Ни в коем случае, для фашизма я не пою». Для него было удивлением, что в Харбине он встретил настоящий дух России. Улицы в городе названы: Татьянинская, Благовещенская, Аптекарская, Биржевая. Это был русский город, его строила Россия. Когда произошло восстание боксеров (против иностранного вмешательства, 1898–1901 год. Ред.), то все население, которое не могло держать в руках оружие, было отправлено на время в Россию. Восстание было подавлено, и наши вернулись. Кстати, китайцы заплатили 70 миллионов золотых рублей России за нанесенный ущерб в Харбине, правда до жителей они не дошли — когда моя бабушка вернулась, то в квартире никакой мебели не было, только на стене висели сломанные ходики. Им пришлось начинать всё сначала.
— Возвращаемся к вашему началу работы в театре.
— Я пришел к Томскому и сказал, что хочу у него работать. Он посмотрел на меня, замолчал, указав на стул рядом. Затем спросил, как моя фамилия, мой ли отец играет в Симфоническом оркестре. Полчаса мы молчали, ждали, пока собирались артисты, и вдруг он объявил, что назначает меня помощником режиссера. Я был очень горд. А эта была должность мальчика на побегушках: сходи туда, принеси не знаю что. Но мое имя попало на афиши всего города, и мальчишки с завистью смотрели на меня. Вскоре я получил первую роль, Бориса Годунова. Меня 40 минут одевали, гримировали. Затем я вышел на сцену, там стояла толпа бояр, на троне сидел Иван Грозный. Я стал на колено и сказал: «Да, великий государь». На этом моя роль закончилась, и меня еще 40 минут потом разгримировывали и раздевали. С этой маленькой роли пошло все больше и больше. И когда первая труппа уехала на целину в 1954 году, я стал играть большие роли: Русакова в «Сиреневом саду», в пьесе «Глубокие корни» и многих других. Иногда нас приглашал Юрий Хорош, руководитель другого театрального коллектива — Работников сценического искусства. Он потом уехал в Россию и работал режиссером в Петрозаводске. Некоторые мои друзья уехали в Советский Союз. Минусинский остался в Абакане, Вова Комратов переехал в Москву, закончил школу при МХАТе и стал заслуженным артистом РСФСР. Я встречался с ним, когда был в Москве позже. Игорь Абрамов всю жизнь проработал в театре Омска.
Страна скучная, но очень хорошая для жизни
— Почему многие ваши друзья-коллеги уехали в Россию, а вы сюда, в Австралию?
— Тут нужно объяснить, что мой отец бежал в 1920 году из России, а мой отчим, Федор Андреевич Мохов, с 1914 года был на фронте, а позже служил у Каппеля и дошел до Харбина. В 1952 году у нас дома был совет, отчим сказал: «Ты молодой, тебе жить, куда ты скажешь, туда мы и поедем». Я подумал и сказал: «Поедем за речку». Подразумевая за границу. И мы стали хлопотать о визе. Вначале мы получили визу в Бразилию, но не поехали. В Австралии у нас с 20-х годов жила тетя, которая написала нам: «Страна скучная, но очень хорошая для жизни». Вскоре мы оказались в Сиднее. Я первые два года не был связан с театром. Василий Иванович Томский также переехал в Австралию и поставил здесь несколько постановок до своей смерти в 1962 году. В то время в русской культурной жизни здесь была большая конкуренция, открывались новые коллективы, и чтобы бороться за зрителя, нужно было все время ставить новые пьесы. После смерти Томского поэтесса Елена Николаевна Недельская, а в Харбине перед отъездом у неё был молодежный театр, решила создать свой театральный коллектив в Сиднее, но у неё начались проблемы со здоровьем, и она пригласила меня возглавить его.
После четырех лет работы у Томского в Харбине, я прошел замечательную подготовку, можно сказать театральное училище, от вешалки до главных ролей. Я, Антон Гурченко, еще один человек внесли по пять фунтов в копилку театра, и с такой суммой мы начали. Назвали его Русский драматический ансамбль имени В. И. Томского. Я поставил первую постановку «Бедность не порок» и играл в ней. Она шла в Латвийском клубе в Стратфилде, где можно было разместить 250 зрителей. Конкуренция в этом театральном мире была жесткая, но мне помогла церковь, разрешили размещать рекламу в их киоске и продавать билеты после службы. Это был 1963 год. Я пригласил в коллектив Лику Нестерову. Спектакль прошел «на ура». Нужно было ставить следующую постановку. Я стал приглашать актеров «с улицы». По воскресеньям многие собирались вокруг церкви, я находил подходящего, на мой взгляд, человека, приглашал и уговаривал сыграть определенную роль в новой постановке. Тут начиналась большая работа, поскольку многие наши «актеры» никогда не играли. Приходилось ставить голос, учить роль и так далее. Помню, что одного я довел до слез, а меня называли диктатором. У меня начинал работу Виктор Сергий, который тогда еще не был руководителем оркестра «Балалайка». Таня Анорова рисовала декорации. Был у нас в коллективе Чарльз Кларк, его дядя был комендантом Москвы в царские годы, а его дед, по рассказам, являлся строителем первого российского ледокола. Вот такие интересные люди попадались. Мы ставили «Ведьму» Трахтенберга, «Осенние скрипки» Сургучева. В этом спектакле играла моя жена Нина и Миша Дубинин. Оба сыграли прекрасно.
Я понимаю, что если бы я поехал в Россию, то мне бы не удалось добиться такого, там слишком большая конкуренция… А здесь судьба дала мне в руки все. Я занимался любимым делом. Конечно, денег никаких не оставалось, они шли на костюмы, на декорации, на плату за залы. Всем приходилось днем работать где-либо, чтобы прокормить себя или, тем более, семью. И люди, которые со мной работали — это понимали, но всех держала любовь к искусству. Театр наш успешно продолжал работу до 1970 года, когда я устал и решил отдохнуть. В это время я понял, что наши зрители, в основном, состоят из пожилой части русской колонии, и поскольку им уже становится трудно ходить на спектакли, то как бы я ни бился, ничего дальше не получится. Я ушел, и мой коллектив прекратил существование. Вот такая история.
— Какие еще театральные коллективы, имена были известны в русской театральной жизни Сиднея?
— Энгельгард, она была режиссером оперетты. Это было самое популярное театральное зрелище в Сиднее. Драма — это как классическая музыка, если вы с детства не привыкли, то это вам не подходит, нужен легкий концерт или оперетта. У Энгельгард была замечательная оперетта. Там играл Юра Ротенко, Женя Маландин, который до этого выступал в моей труппе.
Бесплатный проезд по железной дороге
— А как сложилось с работой, за которую платили? Когда вы приехали, у вас была какая-нибудь специальность?
— В Харбине я был клерком в офисе, здесь такой опыт, без языка, конечно, не мог помочь. Я устроился на физическую работу на железную дорогу. В Дарлин Харборе тогда был погрузочный двор, я стал грузить вагоны. Два года проработал, немного улучшил английский, он у меня был вначале с «волжским акцентом», и стал работать зацепщиком на кране, затем крановщиком. Через некоторое время, после небольшой травмы, меня направили на легкую работу в технический колледж железной дороги.
В это время я начал снимать видео наших с женой поездок по стране и увлекся этим. Это сыграло свою роль и для моей основной работы. По просьбе своего руководителя я сделал специальную видео-аудиозапись для конференции железнодорожников, и это произвело впечатление. Меня оставили в колледже, где я проработал много лет, снимал обучающие видеофильмы. Уходя на пенсию, получил золотые часы и билет на бесплатный проезд по железной дороге до конца жизни.
— Вернемся к вашей семье, несколько лет назад вы потеряли любимую жену.
— У нас с Ниной это был второй брак, она была инженером-механиком, закончила Харбинский политехнический институт. Она была немного старше меня, но у нас были общие интересы. Нина играла в театре, была прекрасным поэтом, обладала замечательным характером. Я мог взорваться, она всегда была спокойна, мне это нравилось.
— То есть вам повезло?
— На 100%, мы прожили счастливо вместе 40 лет. А сейчас я с радостью выполняю обязанности деда.
— Что еще удалось сделать, а что не очень.
— Из того, что не очень — часто спешил, хотел сделать фильмы быстрее, боялся, что не успею. А потом смотрел и видел — вот здесь можно было бы сделать лучше, вот там. А то, что удалось — это история с парком, который я создал, кстати, не спеша. Когда мы переехали в Эппинг, позади нас был заброшенный участок земли, где лежал строительный мусор. Я решил расчистить его и сделать парк. Взял несколько контейнеров, уложил туда камни и начал потихоньку сажать растения. Идея у меня была сделать его как театральную декорацию. Рисовать я не умею и решил сделать декорацию из цветов. Я обратился в районный совет, показал, что получилось, и дал название этому парку — Discovery. Вскоре его торжественно открывали, а мне выдали благодарственное письмо.
Вспоминая свою жизнь, я благодарен тем людям, которые научили меня многому, в первую очередь, Василию Ивановичу Томскому. Когда-то мы из собранных от театральных постановок средств поставили ему памятник на кладбище. Недавно был на его могиле, на старой секции кладбища Руквуд, и увидел, что табличка с именем почти стерлась, я заказал новую, гранитную, чтобы имя его еще много лет было видно, и люди могли прийти, поклониться, принести цветы. Можно сказать, что культура в моей жизни всегда играла важную роль. Даже когда я трудился на железной дороге — нашел путь и занимался съемкой фильмов. Некоторые говорят — это талант. Гений — это, конечно, от Бога, например, Пушкин, Чайковский. А талант, я считаю, это в значительной мере трудолюбие. Как только вы перестаете трудиться, уходит и талант.
Беседовал Владимир КУЗЬМИН
