«Путин, серп и молот, или даже АК-47 — таковыми будут первые ассоциации некоторых иностранцев, если их спросить, что они думают о России, между тем, русские люди верят, что внешний мир представляет их страну как землю „медведей, цирков и балалаек“. Несомненно, музыкальный потенциал балалайки невероятно обширен для инструмента с тремя струнами. По ходу истории, этот инструмент был способен выразить бунтарство, удовольствие, страдание и любовь». The ‘Adaptability’ of the Balalaika. Nicolas Chlebak, University of Vermont
Алексей Архиповский, которого специалисты называют Паганини русской балалайки, признанный современниками лучшим балалаечником России и мира, приезжает на гастроли в Австралию в середине апреля этого года. Звучание балалайки в руках Алексея далеко выходит за пределы традиционных народных мелодий, нидерландская «De Volkskrant» охарактеризовала его музыкальный стиль как «смесь гитарных богов Стива Вая и Джеффа Бэка» в одном лице.
Гастроли российского музыканта организует австралийская компания Lunin Show Production. Слава Лунин — бывший артист цирка, прославившийся на весь мир с номером «Перезвоны» на трапеции, ему аплодировали, в своё время, Майкл Джексон, Ален Делон, Жан Поль Бельмондо, принцесса Монако Стефания.
Мы попросили прокомментировать такой, понятный для нас, но экзотический для Австралии, выбор.
— Все очень просто, друзья в России обратили мое внимание на игру Алексея. Как бывшему артисту, мне всегда интересно посмотреть на что-то необычное, потому что обычного я встречаю очень много. Бог дал возможность встреч и с множеством интересных и талантливых людей, но когда впервые я посмотрел выступления Алексея Архиповского, я был в шоке: как это здорово! И это наша русская культура. Я поставил себе задачу — показать творчество Алексея здесь, нашу необъятную, широкую русскую душу, раскрывающуюся в музыке мастера. В апреле, я надеюсь, мои мечты сбудутся. Не только русскоязычные зрители, но и австралийцы, в широком смысле этого слова, познакомятся поближе с Алексеем и нашей русской, родной балалайкой.
Компания Lunin Show Production также предоставила корреспонденту «Единения» уникальную возможность напрямую пообщаться с самим виртуозом балалайки, Алексеем Архиповским.
— Алексей, ваше творчество, несмотря на расстояния, очень хорошо известно, по крайней мере, русскоязычным жителям Австралии, благодаря Интернету. Расскажите, с чем вас ждать в апреле, вы везёте какую-то особенную программу?
— То, что я собираюсь делать, будет само по себе интересно, и интересно своей самобытностью. Я покажу все, что я наработал за время своей сольной карьеры, знаете, есть приличная разница между видеоматериалом и личной встречей.
— Это ведь ваша первая поездка в Австралию, а какие представления у вас о континенте?
— Весьма общие какие-то представления, голливудские, наверное, — это природа, в основном, а также аборигенская история, диджериду. Инструмент австралийский, как это ни странно, известен в России — до такой степени, что даже одна девочка-исполнительница в Питере проводит мастер классы по диджериду — она с помощью этого инструмента вылечила свою болезнь, и продолжает заниматься этим инструментом.
— Диджериду вам интересен с точки зрения музыкальной?
— Я думаю, инструменты все интересны. Все решает «тот, кто» (играет). Играет на чем бы ни было, и не важно, насколько просты эти инструменты, не думаю, что сложность играет роль, но освоить инструмент до конца никому ещё не удавалось, и, слава Богу! Когда инструмент будет полностью изучен, закончится творчество.
— Есть какие-то проблемы в перевозе вашего инструмента — балалайки? В Австралию из Москвы — путь неблизкий.
— Везу с максимальными осторожностями. Отдельный кофр, с собой в самолёте, по размерам она небольшая. Но есть и другая часть инструмента — моя дека, электроника, которую я применяю, и в Австралии привезём одну из лучших версий по качеству в мире, максимально возможное количество электронных элементов в деке. Предельное качество инструмента.
— Большая перемена температур как-то влияет на инструмент?
— Большая перемена температур, конечно, влияет, самое главное — влажность, у меня «Степан» (одна из балалаек) пострадал над Мадагаскаром, был вечерний концерт, и влажность такая, что балалайка «плакать» начала, вспухла, дырка образовалась. Всегда обидно делать какие-то замены инструментов, инструмент, как супруга, я редко играю на двух инструментах в одно и то же время (смеётся). Большие периоды времени — на одном и том же инструменте. Супруга, кстати, у меня одна, она же — мой звукорежиссёр, что для семьи очень удобно.
Сейчас довольно долго играю на «Налимове» (имя другого инструмента, по фамилии мастера, его создавшего), инструмент 1915 года рождения, купил у одного коллекционера из Германии, имел он балалаечку, она у него лет пятьдесят лежала.
— Вы часто в своих интервью говорите, что, чем старше инструменты, старые балалайки, в частности, тем они интереснее, именно в исполнительском плане, а не только в смысле истории.
— Что-то такое с деревом происходит, это даже на физическом уровне, дерево даёт микротрещины, получаются такие акустические микрокамеры, акустически дерево становится очень интересным, оно старое, звучное. Не случайно, старые инструменты — это не только бренд, это уникальные люди, которые создают эти инструменты. Мастер делает инструменты из разных пород дерева, разные модели, но звук этого мастера можно узнать в любом инструменте, отличить его. Видимо, как-то закладывается душа мастера, на уровне создания инструмента происходят взаимодействия, когда неживое становится живым.
А дальше — музыкант. Одно из самых главных для меня на концерте — это то, что я для себя называю «прозрачность», задача у меня состоит не в том, чтобы показать балалайку. Может быть, в начале, чтобы поняли, что я играю на балалайке, но потом — нет ни балалайки, ни исполнителя, даже звуки теряются.
— В начале 2000-х вы начали свою сольную карьеру, уйдя из ансамбля Людмилы Зыкиной. Вы по-прежнему критически относитесь к идее «сотрудничества» с другими исполнителями, предпочитая «соло»?
— У меня периодически бывают какие-то опыты, но мне очень нравится история, когда балалайка одна.
Мне очень нравится, когда я могу абсолютно раствориться в ее звуках, сотрудничая… с инструментом…, когда в нем видишь все больше и больше миров.
— Некоторые музыкальные комментаторы, рассуждая о вашем творчестве, считают вас джазовым исполнителем…
— Я не джазовый, и не этнический, образовался странный жанр: этим инструментом, этими звуками играю свой материал, какие-то мысли свои, постмодерн перекликается с разными композиторами и стилями, путешествие по разным музыкальным историям, а я считаю свои произведения историями, новеллами….
— Вас часто сравнивают с Паганини и Джими Хендриксом, но из ваших предыдущих интервью понятно, что такое сравнение вам не очень нравится?
— Сравнения с Паганини, Хендриксом — это шаблончик, возможно, происходит по аналогии: я сделал с инструментом то, что никто ещё не делал (также, как никто не делал со скрипкой до Паганини и с гитарой — до Хендрикса) — дал ему возможность играть в больших залах, средства обработки применил к этому инструменту, не изменяя его. Балалайка — акустически полноценный, очень древний инструмент, который не теряет своей прелести, и, собственно, электроника — это увеличительное стекло, можно так сказать. С электроникой акустически все становится очень интересно, это выход из тупиковой ситуации балалайки этнической. Это ее выход из музея. Старая история очень важна, частушки, фольклор на балалайке (одно из преимуществ ее, поэтому ее знают с давних времён), но мне хотелось балалайку раскрыть в современном мире, как инструмент не только фольклорный, который сам по себе, своим звуком, отражает территорию, место, где он родился, природу, ментальность людей, в самом звуке которого заложен русский генотип. Но мир меняется, и мне было интересно, найдёт ли он себя в современном мире, в сознании людей, в ушах людей, которые слышали многое, которых трудно чем-либо удивить.
— Значит ли это, что вы, на начальном этапе своей деятельности, по крайней мере, чувствовали, что этот инструмент незаслуженно находится «в изгнании»?
— Мне было немножко обидно, как любому мальчику в Советском Союзе, играть на балалайке, а не на гитаре, фольклорные инструменты, — как это было в Советском Союзе — всегда немножечко — второй план, это не брендовые (популярные) инструменты, как гитара или фортепиано. Хотелось вывести «сиротинушку» в люди.
— Это же про Золушку? Не случайно так называется одна из самых знаменитых ваших композиций!
— Да, можно и так сказать. Инструмент он вроде простенький, но иногда так щипнёт, что прямо за душу хватает. И вполне себе может жить на большой сцене.
— Вернёмся к Джими Хендриксу, если вы не против? Вас ведь часто приглашают на гитарные фестивали, где вы единственный балалаечник? Гитаристы вас считают «своим»?
— Для гитаристов «своим» я вряд ли буду, струн не хватит (смеётся), но интерес у них есть, я думаю, что им просто стыдно, что на шести гитарах они иногда получают несколько меньший результат. Периодически бываю на гитарных фестивалях, самый крупный на Корсике, ежегодный. Много разного было за это время.
— Вы смогли бы играть на гитаре? А гитарист сможет играть на балалайке?
— Музыкант может играть на всём, если в этом найдёт смысл.
— Сейчас очень популярна тема «ученичества», есть ли у вас ученики и последователи?
— У меня нет времени и желания воспитывать учеников, это была бы большая ответственность, надо большой путь пройти. Я вообще не очень верю в ученичество. Очень трудно научить любить, можно научить играть, а научить живому — это очень трудно, это психологически такие вещи, которые сложно преподавать, бывают даны природой.
Я друга недавно похоронил, он был всего лишь кукольник. Это были всего лишь куклы, а за душу трогал так, что взрослые дядьки плакали. Он нашёл технологию запястную, где кукла — на запястье, у неё и ноги ходят, и глаза слушаются, из корня кедра делал персонажей своих, тоже играл моноспектакли, поэтому мы и сошлись, наверное. Сам построил свой театр на шестьдесят человек зрителей. А за забором собиралось очередей на четыре-пять спектаклей, дожидаясь прикосновения к чуду. А это всего лишь куколки, так что инструмент не важен, но любви невозможно научить.
— Балалайка- это про любовь.?
— Балалайка — это про любовь, …да, все инструменты про любовь. Балалайка- то, что трогает, личное, интимное, больше, чем просто развлечение. С возрастом меняются приоритеты, не нужно быть лучшим, быть первым, я преследую цели немного другие, не музыкальные, скорее, духовные, мне важен результат концерта, видеть состояние людей, которых тронуло, это для меня очень важно. Но инструменты не играют сами, они могут помочь человеку, который пытается в них открыть свои смыслы.
— А какие смыслы, какие общечеловеческие проблемы мира вас волнуют?
— Я живу в этом мире, и этот мир меня касается, переживаю всякое по поводу несовершенства человека. Люди немножко отличаются друг от друга, и люди похожи друг на друга, со всеми пороками и противоречиями — война внутри, нелюбовь внутри… Сам человек ещё не настолько эволюционировал, чтобы быть мирным, внутри него столько проблем, которые выходят и проецируются вокруг, вредит это и людям, и природе, и земле. Одно из призваний искусства — пытаться что-то изменить в человеке, чтобы он стал живым, чтобы перестал гнаться за иллюзиями какими-то, деньги — хорошая вещь, никто ее не отменял, но она не решает проблем, не решает проблем счастья, проблем любви.
— Это как-то проецируется на зарубежные гастроли?
— Одна из задач для меня на зарубежных гастролях — поездить, поменять градус отрицания, потому что мир занимается не только политикой. В мае планировали Америку проехать, интерес у американцев есть. В марте едем в Дели, в июле в Индии какой-то гуру позвал открыть храм, мне любопытно получить какие-то впечатления.
— Какие-то пожелания к зрителям у вас есть? Вы будете в разных городах, на Голд Косте, в Сиднее, Мельбурне и Канберре, но везде с единственным концертом, как нам подготовиться, настроится правильно, чтобы ничего не пропустить? Может быть, немного водочки?
— Нет, не надо водочки (смеётся). Зритель приходит для того, чтобы с кем-то или чем-то увидеться. И мне интересно встретиться с людьми с другой стороны Земли. Особенно интересна реакция местных жителей, которые не знают об этом инструменте ничего и никогда его не касались. Реакция зрителей может быть разной, не обязательно — «браво» или «бис». Иногда даже не хочется, чтобы хлопали, тишина иногда ценнее, есть моменты, когда люди не хотят хлопать. Хорошо бы, чтобы пришли. Встреча есть встреча, она неожиданна, она — непонятно что, это и есть внимание.
Главное, чтобы в душе место было свободное.
Вместо заключения.
«Существуют много значительных причин, объясняющих непростые отношения России и США (и других западных стран), одна из них может быть связана с отсутствием понимания многих нюансов русской культуры, и, в том числе, музыкальной культуры. Лучшее понимание русской культуры, или любой другой культуры в этом смысле, помогает содействию с этой культурой. В пословицах, музыке, истории, картинах и других элементах русской культуры балалайка выделяется как исключительно узнаваемый элемент.
Балалайка, найти которую можно, почти исключительно, только на территории России, определенно нашла своё собственное место в эпоху перемен… После, возможно, тысячи лет своего существования, балалайка подтвердила возможность адаптации к любой ситуации. Несомненно, ее будущее не будет исключением».
The ‘Adaptability’ of the Balalaika: An Ethnomusicological Investigation of the Russian Traditional Folk Instrument, Nicolas Chlebak, University of Vermont
