Владимир Высоцкий: "Здравствуй, тезка!"

---

Интервью с братом Марины Влади Владимиром Федоровым

Он всю свою жизнь оставался русским. Хотя, в отличие от отца, полковника генштаба Белой армии Бориса Васильевича Федорова, не желавшего менять подданство царской России ни на какое иное, российского гражданства никогда не имел и впервые приехал на историческую родину только в 1990 году.

На вид — улыбчивый американец, с характерным русским прищуром, правильным русским языком. В свои семьдесят восемь пенсионер Владимир Федоров энтузиаст, оптимист и, как полвека назад, русских скаутов «начальник и командир».

Судьба большинства русских американцев, разметавшихся по континентам второй волной эмиграции, — как две капли похожа: Турция, Югославия, лагеря для перемещенных лиц — «дипишников», а дальше, через всемирные благотворительные организации — к берегам Аргентины, Австралии, США… Его родные, в том числе и двоюродные сестры — Поляковы-Байдаровы — остановились в Европе и осели во Франции.

Марина…

Володя Федоров с Мариной Влади приходятся друг другу двоюродными — по материнской линии — братом и сестрой. Их матери — Варвара Евгеньевна и Милица Евгеньевна — были дочерьми генерал-майора Евгения Васильевича Энвальда. Человек чисто русский, он унаследовал необычную фамилию от одного из шведских офицеров, которые после Полтавы по приглашению Петра Великого поступили на русскую службу. Сам он командовал Воронежским полком почти 11 лет.

Семья Энвальдов была интеллигентна, талантлива и безумно преданна царской России. Командир был отцом всех холостых офицеров, большим весельчаком: хорошо пел, играл на гитаре и любил выступать на сцене, В военном амфитеатре — бесплатно для солдат — танцевала в балете и его дочь Милица Евгеньевна Энвальд, в замужестве Полякова-Байдарова, выпускница Смольного института. Отец Владимира Федорова, отступая с Белой гвардией, оказался в Турции, откуда эмигрировал в Югославию. Там, в городе Суботица, в 1930 году и родился Владимир.

«Шли годы, — вспоминает Владимир Борисович, — а отец, с наступлением каждой новой весны, говорил: „Вот, Вовчик, скоро будет переворот в России, и поедем мы родину восстанавливать“». Но грянула война. Югославия замерзала и прозябала в нищете. Чтобы согреться, дети срывали доски с заборов и топили ими печку; взрослые и подростки потянулись на заработки — в Германию, в соседние Австрию и Бельгию, где 8 лет прожили и Федоровы. Милица Евгеньевна Полякова-Байдрова с четырьмя дочерьми Ольгой, Татьяной, Милицей-младшей и Мариной поселились в Париже. Талантливые сестры танцевали в балете, снимались в кино, играли в театре.

Жили в квартире в центре Парижа, на Плас де Републик, где их и навещал, приезжая из Бельгии, двоюродный брат. Вскоре популярная Марина перебралась в большой загородный дом в Мезон ла Фит. Туда Володя приехал прямо перед отъездом в Америку. Марине было немногим за двадцать. Она была влюблена в гитару и произведения Баха.
«Ты собираешься в Париж? — спросила она брата. — Купи мне что-нибудь «из Баха».
«Я никогда не любил Баха, — вспоминает Владимир Борисович. — Но раз Марина поручила выбрать пластинки „на свой вкус“, то пришлось мне идти в магазин.
Сел в кабину, надел наушники и начал слушать пластинку за пластинкой. За три часа переслушал множество записей и купил ей шесть или семь пластинок. С того момента, верьте или нет, влюбился я в Баха и в органную музыку!»

… и Володя

Потом был переезд в Америку. С корабля, причалив в центральный порт Нью-Йорка в начале 1950-х, с сотнями таких же бездомных русских он сошел на берег, который его и приютил. Но тут выяснилось, что скиталец Федоров, который знал несколько языков, не владел английским. В 25 лет он начал осваивать язык и вскоре поступил в университет, откуда вышел специалистом «по оборонке». Так до пенсии и работал на оборонных предприятиях идеологического противника СССР.

В 1974-м прослышал о приезде на гастроли в Америку Марины Влади с мужем. «Отправился на концерт в „Куинс-колледж“ недалеко от дома, — вспоминает Владимир Борисович. — Зал был набит до отказа. Знакомый провел меня за кулисы. Пока думал, как пройдет встреча, успел посчитать, что не виделся с сестрой почти двадцать лет, с 1955 года.
Обнялись. А в это время на сцене хриплым голосом пел Высоцкий. Для меня, признаюсь, его манера исполнения поначалу была непривычной, а лирика — непонятной. Ведь его песни из тех, в которые нужно или вникнуть, или родиться в России, а еще лучше — быть его современником».

После концерта был прием в консульстве, где столы ломились от еды и выпивки. Пир продолжился у друзей Высоцкого. Володя с Мариной были нарасхват. И на следующий день Володя поинтересовался: «Ну что, тезка, голова не болит?»
«Он вообще показался мне человеком удивительно светлым, откровенным, приятным. И не задавался нисколько, — говорит Владимир.
— Через четыре дня они продолжили гастроли в Чикаго и Сан-Франциско». Полушутя я поинтересовалась у Володи-американца, не полюбил ли он песни Высоцкого так же, как много лет назад это случилось с музыкой Баха? «Понимание песен Высоцкого пришло ко мне позже, — признался он. — У меня и сейчас в автомобиле звучит его хриплый голос и песни, тексты которых понять можем только мы, русские, вне зависимости от места нашего проживания. Так что я песни Высоцкого не только слушаю, но и подпеваю ему. Только хрипеть „по-высоцки“ так и не научился».